«Мне нечего прятать»
Главный редактор «Правил жизни» Трифон Бебутов встретился с режиссером, актером и композитором Иваном Макаревичем, чтобы поговорить о необходимости высказывания в современном мире, любви к своему дому и об отношениях с отцом.
Трифон Бебутов: Вань, для тех, кто не в курсе who is мистер Иван Макаревич, как бы ты описал свою деятельность: музыкант, актер, режиссер?
Иван Макаревич: Думаю, «творческий деятель» вполне подходит. Мне всегда неловко перечислять все, чем занимаюсь. Но попробую. В первую очередь я актер. Всегда им был и буду. Недавно стал режиссировать. Снял сериал для СТС и «Амедиатеки» – «Уроки китайского». Всю жизнь пишу музыку, в последнее время больше для кино. Преподаю актерское мастерство в арт-проекте «Время театра». Делаю одежду, скоро запускаю свой бренд. Пишу рассказы и разные тексты. Вот как-то так.
Трифон: Про «Уроки китайского» – чем обусловлен выбор темы, о чем проект, как его приняла аудитория?
Иван: Я давно хотел расширения в индустрии кино. И тут Team Films в лице Теймура Джафарова и Кати Сычевой предложили мне этот проект. Я подключился к нему как режиссер и соавтор. Переписал все диалоги и несколько персонажей. Восприняли его классно, я доволен. Снимался проект не очень просто. И, учитывая все вводные, на мой взгляд, получилось очень тепло и по-человечески. Надеюсь, сделаем второй сезон. Для меня это очень крутой и полезный опыт. И хочется еще.
Трифон: Кроме творческой практики у тебя еще есть и педагогическая, расскажи об этом: зачем это тебе, какие у тебя студенты, каково твое отношение к образованию и нужно ли оно для входа в профессию?
Иван: Много лет я страдал комплексом самозванца. И помогло преподавание. Я насмотрелся на своего товарища Сережу Кизаса и понял, что тоже хочу попробовать себя в роли педагога. Долгое время знакомые и друзья намекали, что мне стоит это попробовать, но я все откладывал. Потом придумал курс киношного актерского мастерства и пришел в студию, где уже Сережа работал. Познакомился с командой, и мы быстро нашли общий язык. Сейчас у меня уже много выпускников, недавно я набрал еще один курс. Мне безумно нравится результат – как ребята раскрываются, находят в себе что-то новое. Учитывая, что возраст студентов варьируется от 20 до 50 – это дичайше интересно. Уже снял с ними пару короткометражек, скоро буду снимать еще одну. Искренне полюбил это занятие: происходит потрясающий обмен энергией, я очень заряжаюсь.
Трифон: Вообще, пока я готовился к этому интервью, я понял, что весь наш разговор пройдет в духе времени. Потому что все темы, о которых я хочу с тобой сегодня поговорить, – про отношения и про то, как они меняются. Начиная с ковида, совершенно точно можно говорить о том, что дружеские, романтические, семейные и даже профессиональные отношения очень изменились. Люди в чем-то разобщились, а в чем-то, наоборот, объединились за этот период. Ты чувствуешь эту трансформацию, которая прошла за последние четыре года под влиянием разных событий?
Иван: Ковид для меня стал классным тестом, потому что за это время развалилось очень много браков и при этом многие вдруг друг друга обрели и стали суперкрепкой единицей! У меня тогда вообще появилась мысль, что такой карантин нужно ввести как правило для человечества: раз в год на полтора месяца всех закрывать без возможности каких-либо передвижений, потому что многие люди просто боятся с собой оставаться, не любят с собой работать. Им проще все время где-то, как-то, что-то, а здесь у тебя нет выбора. Для меня это был вообще потрясающе счастливый период, помимо переживаний о здоровье мамы. Мы все были очень напуганы: на тебя кто-то чихнул – беги!
Трифон: Особенно поначалу, когда все было совершенно непонятно.
Иван: Особенно родители, потому что ты думаешь: «Да я-то ладно, все будет хорошо». А вот когда мама говорит: «У меня температура»… Помню, у меня была паника пару раз серьезная. Но я скучаю по этому периоду, потому что эти – сколько? – полтора, по-моему, месяца, когда… Если помнишь фильм «Один дома», когда он один остался, вот так я себя чувствовал. Я делал все, что хотел, я посмотрел много фильмов, я прочитал ту литературу, до которой долго не доходили руки, опять же переосмыслил многие отношения с окружением. У меня тогда было ощущение, что мне срочно, вот прямо сейчас нужна жена. А потом вдруг за время ковида я такой: «Да нет, мне еще есть над чем с собой поработать». Мне так хорошо – себе приготовить салат, сесть, посмотреть аниме. Мне прям вот классно было.
Трифон: Но, прямо скажем, не для всех время ковида оказалось таким классным и осознанным, как для тебя.
Иван: Да. Я знаю много историй, когда ребята, которые пять-шесть лет вместе существовали как пара, вдруг именно за эти полтора месяца возненавидели друг друга: они стали жить в разных комнатах, чтобы не пересекаться, чуть ли не делили квартиру пополам: это моя территория, а это – твоя! При этом я знаю трогательные сюжеты, когда, например, мои знакомые устроили свадьбу по зуму. Они оказались (причем случайно) в одной квартире. И вроде они были друзьями, но поскольку кто-то не хотел где-то за городом, он говорит: «Давай я у тебя потусую, пока нам никуда нельзя». И вдруг недели три спустя они такие: «Мы решили пожениться». Это была классная, нежная зум-свадьба.
Ну и плюс, как любое, мне кажется, событие мирового масштаба, оно сразу выявляет очень многие штуки, потому что твои знакомые начинают нести что-то такое, что ты думаешь: «Боже, где ты это прятал все время, почему? Вроде бы на одном языке общались». Я помню, смешная, конечно, тема про прививки была. До сих пор же у нас есть антиваксеры.
Трифон: Еще, если помнишь, на ковиде ходили такие разговоры, что, мол, сейчас закончится ковид, мы все воссоединимся, встретимся, будем ценить общение друг с другом, по*** на разницу во взглядах, на какие-то разногласия, главное, что мы сможем увидеться. Это же переосмысление какой-то ценности, такого аналогового, настоящего, человеческого общения.
Потом произошло другое. Очень быстро время показало, что на самом деле никакого переосмысления ценностей не произошло. Наоборот, только усилился водораздел. Расскажи, как это происходило, – не только, может быть, у тебя, а из того, что ты наблюдал во внешней среде.
Иван: Мне кажется, появилось больше честности. Я стал понимать, кто, мне хочется, чтоб был рядом, а кто – здорово, что есть, но я не пострадаю. Это хорошая лакмусовая бумажка твоей искренности.
Трифон: Ты сказал сейчас, что стал более честен и откровенен с собой. С февраля 2022 года наши знакомые, друзья, коллеги и прочие окружающие нас люди нередко призывают нас принять какую-то из сторон. Как ты относишься к этому требованию общества, так скажем, быть честным не только с собой, но и с окружающими?
Иван: Мне в этом плане (кстати, я сегодня об этом думал) повезло, потому что мои действительно близкие люди все в России.
Трифон: Близкие люди – ты имеешь в виду друзья?
Иван: Сначала про друзей. Я увидел, что у меня вот этого нет, как, знаешь, у многих было: «У меня все разъехались, и я не знаю, куда теперь себя деть», – потому что все эти перезвоны тоже в один момент перестают работать.
Так вот, только один мой близкий товарищ уехал, и то здесь такая история, что у него уже до всех событий были мысли об эмиграции. И вот с ним, например, очень интересная штука получилась, потому что у меня дружеская любовь к нему не ушла абсолютно никуда. Это мой ближайший товарищ. Помню, я ему подражал в школе, потому что он был самый классный, он первый проколол ухо, слушал Limp Bizkit и т. д. Но у нас сильно стало меньше общения. Во-первых, близость и любовь друг к другу – не в частоте общения. И когда я понял, что никуда не хочу и буду жить здесь, мне сложно давались разговоры, которые часто сводились к негативу и к тяжелому «Ну как там у вас?»
Трифон: К тому же нередко – свысока.
Иван: У него, слава богу, этого нет, потому что он очень заземленный, адекватный, еще и художник потрясающий.
Трифон: Понимаю тебя. У меня, на самом деле, тоже такая история случилась. Тоже, среди прочих, есть один наиболее близкий друг, который уехал. Он совершенно без какого-то менторства, например, или сочувствия, не требующегося совершенно в моем, например, случае. Я не нуждаюсь в сочувствии и какой-то навязанной терапии. Но вместе с тем наше общение поредело, скажем так. Это даже не связано с какими-то позициями, что один смотрит на вещи одним образом, другой – иным образом. Просто жизнь немножко разводит, что называется.
Иван: У меня была прекрасная, романтическая история с одной мадам. Мы с ней сильно не сошлись на понимании рутинизирования проблем. Поскольку я, в принципе, всю жизнь живу в творчестве, я недавно стал за собой замечать, что у меня и правда нет искренней любви к протестному творчеству, то есть к тому, где нужно обязательно подмигнуть и сказать: «Ну ты понял, да, о чем мы?» Вообще, я никогда не видел смысла тыкать людям без реально объективной причины на то, что кругом кровь, ужас, все плохо. Меня всегда в другую сторону вело, в тяжелые моменты дать что-то, что человека расслабит, улыбнет и отвлечет от тяжелых мыслей. Мне всегда было интересно некое прямое донесение чувств – любви, потери, чего угодно может быть, но это никогда не должно быть типа: «Видел, в каком костюме, знаешь, на что это намек?» Мне это уже неинтересно.
Трифон: В принципе, творчество должно быть высказыванием текущего момента или нет?
Иван: Мне кажется, нет такого правила. Есть вкус: искусство – понятие растяжимое.
Трифон: Вкус – это все, как говорил Буковски. В этом смысле и содержание тоже, потому что, если ты пишешь о каких-нибудь, грубо говоря, эскортницах или, например, студентах Высшей школы экономики, это тоже, казалось бы, вопрос вкуса, с одной стороны. С другой стороны, и о том, и о другом можно написать пошлейшим образом. Ни та, ни другая темы не являются запретными или какими-то бессмысленными. И то, и другое важно. Сделать ради того, чтобы сделать, вот это, безусловно, бессмысленно.
Иван: Вот! Или опять же свое эго почесать. Вот есть важная штука. Я много смотрю комиков, меньше наших, больше западных. Я вчера об этом думал, мы обсуждали. Я говорю: «Интересно, если взять Штаты, там тема патриотизма тоже очень широкая, много всяких нюансов».
Трифон: О каких именно нюансах ты говоришь?
Иван: Сейчас объясню. Есть комики – абсолютно легендарные чуваки, которых все любят. Они много шутят над тем, как устроено общество в Штатах, какие там расисты, сексисты и просто нехорошие люди. Но комики, которые над этим иронизируют и при этом любят свою страну и остаются там работать, это одно. А те чуваки, которые, немножко вот так прикрываясь, именно давят конкретно, что США – это полная жопа, – тогда вопрос: что вы там делаете? Вроде и у тех, и у других ирония или протест против того, как все устроено. Но очень важно – как, о чем и для чего это? Это к вопросу о том, что такое позиция.
Трифон: Вместе с тем возьмем, например, юмор или кино игровое, которое массовому российскому зрителю знакомо (сериалы и прочее). С одной стороны, конечно, как автор ты можешь критически, юмористически, сатирически относиться к обществу, высмеивая какие-то вещи, но тоже до известного момента, потому что я бы посмотрел, как в Америке, например, покритиковали BLM (Black Lives Matter, общественное движение, выступающее против расизма и насилия в отношении чернокожих. – «Правила жизни») некоторое время назад. Сейчас, может быть, мы и увидим какую-то волну критической массы, которая только формируется. Как будто бы их повестка постепенно уходит на второй план.
Иван: Человеческий подход очень важен.
Трифон: Насколько, на твой взгляд, американская сцена, о которой ты говоришь, находится в регулировании?
Иван: Там сейчас очень интересный момент, потому что при объективных перегибах во многих моментах, абсолютно абсурдных, которые уже никак не объяснимы, потому что как будто все понимают, но некоторые из страха, как это часто бывает, такие: «Не-не, мы вообще очень за всю гиперлиберальную повестку», – а на самом деле это не всегда правда. Но там при этом есть люди… Вот я обожаю Дейва Шаппелла, он потрясающий. Какое-то время назад по интернету гулял его монолог. Так вот, он начал шутить над трансвеститами. Естественно, его стали гнобить, причем жестко. И в одном из стендапов он рассказал о своем друге-трансвестите, который покончил с собой. И после этого ответа, поскольку он мудрейший, честный, искренний человек, заткнулись все. Мне кажется, эти перегибы раскачиваются, раскачиваются, потом из-за какого-то жесткого момента, который всем будет понятен, все постепенно придет к балансу. Правда, это происходит порой через полную задницу, то есть приходится до пика какого-то довести.