Отрывок из нового романа Оксаны Васякиной «Степь»
Второй роман лауреата премий «Лицей» (2019) и «НОС» (2021) посвящен отношениям с отцом. Спустя десять лет после развода родителей дочь встречает отца-дальнобойщика и едет с ним по центральной России и южным регионам. «Сноб» публикует отрывок из книги, выходящей в издательстве «Новое литературное обозрение», с предисловие Сергея Николаевича. Роман «Степь» номинирован на премию «Сноба» «Сделано в России».
Сергей Николаевич: 24 февраля в печать ушла новая книга Оксаны Васякиной «Степь» (издательство «Новое литературное обозрение»). Ее предыдущая работа — «Рана» оказалась настоящей литературной сенсацией и далеко раздвинула рамки того, что принято называть женской прозой. «Рана» стала лауреатом 13-й литературной премии «НОС» («Новая словесность») и вошла в шорт-лист «Большой книги». «Степь» связана с ней и автобиографически — теперь это уже рассказ не о матери, а об отце, но главное — особым стилем повествования, сочетающим лирический дневник, образную и чувственно-осязаемую прозу и философские размышления о жизни и смерти.
Главным героем «Степи» становится эпоха девяностых — время ее отца, дальнобойщика с уголовным прошлым, наркомана, умершего от СПИДа. Это внешняя и страшная канва, за которой встает образ живого человека со своими мечтами, страстями и грехами. Романтизация преступного мира и культ насилия пронизывали тогда всю ткань советской жизни, стремительно двигающейся к своему закату, но наследие это не изжито по сию пору. В интервью, опубликованном на сайте издания The Village, автор признается: «Я не знаю, как этот текст прочтут теперь, но спустя время чувствую, что это лютая рифма. И мне от нее не по себе. Часто мы проводим исследование и пишем текст, а потом он обрастает новыми смыслами».
«Сноб» предлагает своим читателям фрагмент из новой книги.
Блатная мораль по-своему интерпретирует библейский стих о раскаянии грешников. В этой интерпретации подразумевается, что ты имеешь право тратить человеческие жизни. Тратить их убийствами и вечным ожиданием, тратить их своими преступлениями. А в особенный сентиментальный момент испытать раскаяние, которое окружающие обязаны принять. Отец, как и другие жестокие люди, был сентиментален. Напившись, он плакал и называл меня своей дочерью, а мою мать своей единственной женой. В своей пьяной исповеди он возвышался сам над собой. Он становился больше, чем частный человек, его раскаяние делало весь его жизненный путь чуть ли не общечеловеческим. Меня нисколько не трогал этот пафос, скорее я чувствовала тяжелое смущение и невозможность разрядить обстановку. Дело было в том, что я была всего лишь зеркалом для взволновавшегося лирического героя внутри моего отца.
Сразу после моего рождения его посадили в тюрьму. На своей «волге» он таксовал и продавал водку, а по ночам помогал бандитам вскрывать квартиры.
Ты знаешь, я долго думала о том, как мальчики-пионеры могли стать бандитами и ворами, а потом поняла, что очень просто: привычка к жестким иерархиям в школе и армии, подчинение общему благу делают свое дело. Прибавь сюда усталость от нищеты и бесцветной жизни. Эти качества, которые я приписываю блатным, не возникли сами по себе. Они были присущи им изначально. Мне скажут, что полстраны сидело, а полстраны сторожило. Чем еще могла закончиться советская эпоха? Только жестоким беспределом. Мы все продолжение этого мира. От этого мне не по себе.
Больше отец не сел, хотя я росла в материнском беспокойстве, что его вот-вот должны посадить. Постепенно отец перестал иметь дело с блатными. Но слушать блатную музыку не перестал. Да что говорить, все знают песню «Золотые купола» и «Братва, не стреляйте друг в друга». Отец любил блатные песни, как обманутая женщина любит афериста. В его любви была горькая ностальгия и тоска по прошлому. В конце концов, это была музыка его молодости и его братков.