«Театр — сообщество любителей винила»
Два года назад Константин Хабенский возглавил Московский Художественный театр имени А.П. Чехова. Ритм театра с тех пор стал очень интенсивным, изменилась жизнь и самого Константина Юрьевича. О том, что сделано за это время, и о том, что еще предстоит осуществить, мы поговорили накануне важного события — 125-летия МХТ. Встретились рано утром, в кабинете худрука.
Костя, поскольку мы знакомы со студенческих лет, мне трудно называть тебя по имени-отчеству, как того требует статус.
А зачем? Останемся в нашем привычном формате.
Отлично. Мне нравится твой кабинет — очень стильный, с минималистским дизайном. На рабочем столе — отрывной календарь с философскими цитатами…
Да, этот календарь мне подарили. Иногда с утра, иногда проходит полдня или день, я листаю календарь: «А что нам великие говорят?» Смотри, сегодня слова Конфуция: «Ошибся и не исправил — вот это называется ошибка». А сейчас мы готовим «Художественный календарь» — будем смотреть высказывания людей, которые отдали свою жизнь Художественному театру: писателей, драматургов, актеров, читать их размышления о театре. Например, такого-то числа звучит фраза Олега Павловича Табакова: «Театр — это дело веселенькое».
У тебя тоже с чувством юмора всё в порядке. Когда ты стал худруком, на двери твоего кабинета появилась табличка с фотографией: «Начинающий художественный руководитель».
Я ее повесил для того, чтобы сбить всякий официоз...
…который тебе вообще несвойственен…
Ну да. Потому что коллеги и театральные цеха повалили сюда с пожеланиями, с просьбами. Чтобы не было такого: «сел на трон и стал править», а чтобы был нормальный человеческий разговор. Эта фотография с надписью немного расслабляла тех, кто заходил сюда, — они уже заходили на улыбке.
А когда ты понял, что табличку пора снимать?
Шло время, что-то мы уже успели сделать, расписание будущих премьер обозначили. Я подумал, что всякой шутке свой срок. Снял табличку, чтобы самому, может быть, уже набираться какого-то другого опыта — опять же, не «тронного», а более спокойного размышления и действия в отношении театра.
Это уже другая энергия, получается.
Подожди, я тебе сейчас покажу. Прошел год, мы сделали вот такую штуку...
…«Художественный руководитель с годовалым стажем»…
...обросший бородой, весь в шрамах. Это фотография из сериала «Метод» — год прошел с шишками, но все-таки я остался жив. (Улыбается.)
Одна деталь: плакат «со стажем» теперь висит на холодильнике, в твоей подсобной комнате.
Он какое-то время провисел на двери кабинета (наверное, весь ноябрь прошлого года), а потом я его в свой архив, на холодильник повесил.
То есть ты периодически смотришь на эту фотографию и думаешь…
...нет, я не любуюсь, тем более что холодильником я практически не пользуюсь: если только какие-то скоропортящиеся подарки приносят, я сюда их складываю.
Ты работаешь в кабинете, в котором обитали и Олег Николаевич Ефремов, и Олег Павлович Табаков. Какое-то тремоло на этот счет есть?
Я не был в кабинете у Олега Николаевича, я был в кабинете у Олега Павловича и Сергея Васильевича Женовача (художественный руководитель МХТ в 2018–2021 гг. — Прим. OK!). Видимо, у меня такое воспитание или, может быть, отношение к делу (не к людям, а делу), что я не испытываю особого трепета, ни заходя в кабинеты, ни занимая какой-то кабинет. Да, здесь сидели прекрасные люди, на которых мы и равнялись, и равняемся. Наверное, ничего больше. Точно так же, понимая и зная историю этого театрального пространства, заходить сюда каждый раз и размышлять о том, соответствую ли я тем великим, кто выходил на подмостки Художественного театра? Я точно скажу: «Не соответствую». Но я продолжаю работать по профессии для того, чтобы, может быть, чуть-чуть соответствовать тем великим легендам, которые были здесь.
А почему ты говоришь про несоответствие?
Мне так проще. Так проще не спорить с теми людьми, которые взяли на себя право судить и сравнивать Художественный театр разных эпох. Именно разных эпох — это важно. Разные ценности. Как красота женщины на полотнах художников разных эпох абсолютно разная: мы смотрим на картины прошлых лет и понимаем, что данная форма женщин и данная красота физиогномически абсолютно не свойственна той красоте, которую проповедуем сегодня мы. А вот красоту души никто не отменял. Поэтому всё то, что мы называем классикой в театре, говорит о красоте души.
Согласен. В театре ты сразу начал с радикальных действий, без прелюдий: заработала лаборатория «АРТХАБ», посвященная поиску новых имен в режиссуре и драматургии, появилось много новых названий в афише... Мне кажется, это вообще черта твоего характера: меньше слов — больше дела. Так было всегда или эту мышцу надо было накачать?
Ее надо качать, естественно. Как и нужно воспитывать в себе силу воли. Аппетит приходит во время еды — нужно вовремя остановиться, чтобы не разогнать аппетит и не съесть всё вокруг и не треснуть. Над этим сейчас мы работаем, потому что огромное количество премьер — это огромные силы всех цехов, не только актерского нашего департамента, но и всех служб, которые участвуют в прокате спектакля. Всё это на них тоже легло. И вот спустя год я понял, что нужно чуть-чуть притормозить аппетиты, для того чтобы всё, что мы производим в течение сезона, я имею в виду премьеры, могло бы спокойно, по-человечески играться, а не стоять в очереди как, извини за плохое сравнение, происходит с прима-балеринами, которые ждут свой выход на сцену иногда и по полгода, чтобы станцевать ту или иную партию. Все-таки хочется, чтобы наше «веселенькое дело» почаще происходило на сцене.
А вот сухие факты. В прошлом сезоне в театре было 14 премьер, в этом заявлено 11. Это небольшая разница. Аппетиты те же самые, Костя.
Ну да, что-то еще родится по ходу дела, но всё равно уже меньше. Это сознательно, а не то что у нас не хватает фантазии.
Сегодня в театр приглашаются режиссеры с очень личностным взглядом на классику: и Пётр Шерешевский, который вступает в диалог с Лермонтовым, и Юрий Муравицкий с Шекспиром, Денис Азаров с Чеховым, Андрей Гончаров, который ставит братьев Стругацких и Замятина, а с другой стороны, поиск современной литературы, не затертой сценическими подмостками: например, чудесная проза Эдуарда Кочергина «Жизель Ботаническая» или спектакли «АРТХАБа». Всё это — противовес привычному театральному академизму.
Нет, не какой-то противовес, противостояние. Приходят режиссеры, которые, как мне кажется, могут быть интересны не только мне, но и труппе Художественного театра. Не всегда бывают победы, не всегда материал выстреливает — это ведь тоже поиск, режиссерский взгляд. Но в основном материал выстреливает.
Это я могу подтвердить.
Моя задача — не диктовать условия «что надо или не надо», потому что, как я уже говорил, я сейчас нахожусь в поиске темы: может быть, это многотемье, а может, одна тема, но ее нужно найти. Тема включает в себя и материал, и режиссеров, которых актеры просили бы заново прийти и поставить.
Так, например, случилось с молодым Андреем Гончаровым: после большого успеха спектакля «Чрево» Замятина вполне логичным шагом стало приглашение его на новую постановку — «Далёкая Радуга» братьев Стругацких.
Конечно. Это поиск команды. Поиск людей, которые не обязательно должны быть пристегнуты к Художественному театру, но они должны быть здесь интересны. Тот материал, что ты перечислил, — это в основном литература, которую они приносили сами.
То есть в этом смысле ты не диктатор.
Нет-нет, у меня бывают иногда предложения, но основное, процентов восемьдесят — это то, что режиссеры сами предлагают.
А можешь сказать, чем ты особенно гордишься за эти два года?
Наверное, я особенно горжусь, если сравнивать... Это такая спорная гордость, что в театре, как в лучшие времена, везде идет работа: на всех репетиционных площадках, в Портретном фойе, в коридорах — везде. Даже во время спектакля, даже после спектакля — как в свое время я репетировал «Контрабас» по ночам, потому что не было места и другого времени.
Как это не было места? Для Хабенского?!
В свое время и у меня не было времени и не было площадки. Мы с режиссером Глебом Черепановым репетировали где-то в комнатушках, для того чтобы показать Олегу Павловичу хоть какую-то часть, и уже тогда он дал добро на постановку «Контрабаса».
У Табакова изначально не было веры в твой «Контрабас»? Этого я не знал.
Изначально были сомнения. Мы договорись с Олегом Павловичем, что я буду репетировать в свободное время на свободных площадках, потом пригласим его и покажем часть материала, и он примет решение: дада, нет-нет.
Прямо студенческая история.
Да, абсолютно.
И ты совершенно спокойно на это пошел?
А я не вижу никаких противоречий. Немножко другой подход. Есть подход, в плохом смысле, академический: «Дайте нам пространство, дайте нам все возможности, и, может быть, мы вам что-то покажем». А есть другой подход: «Интересно?» — «Интересно». «Давайте делать?» — «Давайте». «Посмотрим, что получится?» — «Посмотрим».
Да, и сколько лет «Контрабас» с аншлагами шел в Художественном театре. А потом ты лукаво решил, что спектакль будет продолжаться, но с другим актером, и позвал Артёма Волобуева.
Да, он прекрасно играет. Скажу так, я в какой-то момент сделал для себя вывод, у меня в планах не было умирать на сцене. Это один из тех спектаклей, который подразумевает, что его нельзя сыграть два раза подряд.
Два дня подряд?
Как показала практика, два дня подряд играть можно, но в течение одного дня его нельзя сыграть два раза, просто физически, иначе потом нужно пластом лежать. Два дня подряд — с натяжкой... Ну что-то мы отвлеклись. Так вот, если говорить о гордости — какой-то сомнительной, но гордости, так это то, что здесь сейчас всё бурлит, работает и набирает творческую энергию. А еще не так много времени прошло, хотя, судя по премьерам, по количеству эскизов в проекте «АРТХАБ» — очень много, мы разрастаемся. Всё это заработало благодаря команде, которая подключилась к «АРТХАБу»: Павел Руднев, Марина Брусникина, Денис Азаров, ты, Вадик, наши независимые эксперты — Борис Берман и Ильдар Жандарёв, а также Наташа Беднова, завтруппой, и Наташа Виноградова, замдиректора по зрительской части, которая тоже подключилась — и благодаря моему хулиганскому предложению стала продавать не по одному спектаклю, а сразу пять, как в Консерватории, например, продают абонементы. Мы придумали абонементы, чтобы зрители, которые голосовали за тот или иной эскиз в «АРТХАБе», имели возможность посмотреть не одну работу, а сразу пять и выбрать лучший эскиз из пяти. Вот такая идеалистическая картинка, хулиганская, но со смыслом.