Свет звёзд о четырёх лучах
По ребристому покрытию палубы тянулся подсыхающий кровавый след. Не капли, а мазки — истекающий кровью человек полз так же, как я. Вот он какое-то время лежал, и здесь натекли лужицы; а вот, похоже, катался, и тут палуба щедро измазана красным, на переборках — частые брызги. Время автоматической уборки ещё не пришло, роботы-уборщики объявятся позже. Кровь смоют, вещи соберут…
Меня подбросило; рука метнулась к аптечке на бедре. Стимулятор! Я пересчитал на ощупь тельца ампул — не всадил ли дозу раньше, в беспамятстве. Все ампулы на месте; хорошо.
Безотказное средство подействовало.
— Джан Хелла! — позвал я. — Ты живой?
Ни звука. Я ринулся по следу. На вид крови много, но это не смертельные раны: не из артерий хлестало и не тёмная венозная кровь текла. Так могли сочиться неглубокие порезы; только их было не счесть.
Я обнаружил его за изгибом коридора. Курсант миновал дверь в медотсек и уполз дальше, в помрачённом сознании. Голый, в красных разводах, он лежал ничком, уткнувшись лицом в согнутую в локте левую руку, а правую выбросив вперёд, цепляясь за покрытие палубы. Шевелюра на затылке потемнела и слиплась, кожа была сплошь в крови и мокро блестела. Меня замутило, когда я разглядел вырезанные на теле десятки звёзд о четырёх лучах.
Пульс я нащупал — курсант был жив. Он дёрнулся, ощутив на шее мои пальцы, думал приподняться, но я цыкнул на него, и он затих.
Я хлопнул ладонью по двери медотсека, позвал Барса, снова хлопнул и покричал. Не слышит? Не может открыть? Думает, что нельзя, раз они с Шайтаном под арестом?
Собрав раскиданные вещи, я вернулся и подошвой курсантского ботинка гулко отстучал сигнал SOS. Дверь открылась. Стоя в залитом голубоватым светом тамбуре, Барс покачивался, взгляд был мутный, бессмысленный. Его тоже крепко шарахнуло.
— У нас раненый, — проговорил я отчётливо.
Взгляд прояснился, и ксенобиолог уверенно стал на ноги. Выглянул в коридор, увидел курсанта. Изменился в лице.
— Заноси.
Отдав Барсу собранную одежду и обувь, я приподнял мокрое от крови тело. Невысокий и тонкий, Айвер Джан Хелла показался неожиданно тяжёлым; после психоудара галлуней сил у меня было до безобразия мало. Пятясь, я потащил его в медотсек. Порезы на плечах и спине закровоточили обильнее, потекли дружные красные струйки. Курсант зашипел сквозь зубы — не ругался, а так, вдохнул.
В медотсеке «Теймара» три палаты: общая, реанимация и хирургия. Шайтан находился в реанимации, дверь туда была закрыта.
Пока я возился, затаскивая курсанта внутрь, Барс приподнял ему голову и посмотрел лицо. Внутри у меня тревожно кольнуло. Я-то лица не видел. И глаз. Глаза у парня целы?
Барс включил аппаратуру. Одна из лежащих на палубе медкапсул засветилась огоньками, в прозрачной крышке заклубился серый туман.
— Укладывай, — велел ксенобиолог, вкалывая себе стимулятор.
Удобно, когда капсула находится под ногами и раненого не нужно взгромождать наверх. Умная крышка поднялась и стала стоймя. Я затащил курсанта на упругий матрас; кровь стекала на белую поверхность и тут же впитывалась, исчезая без следа. Барс опустил крышку. Индикация перемигнулась, серый туман разжижился. Бодрой россыпью светились зелёные огоньки, среди них затерялся десяток тревожных жёлтых.
— Потерпи, — сказал Барс, — я тебя немного поверну.
Капсула приподнялась, и курсанта перевернуло лицом к врачу. Крови на груди и животе не было, на коже — ни одного пореза. Вот только… Я стиснул зубы. На лице были вырезаны две четырёхлучевые звезды, их боковые лучи встречались на переносице. Из центров этих кровавых звёзд мрачно смотрели карие, с золотыми искрами, глаза.
— Радуйся, что фасад тебе не попортили, одну заднюю стену, — сказал ксенобиолог.
— Я радуюсь, — буркнул Айвер Джан Хелла. — Прямо пляшу.
— Молодец. — Барс опустил его лицом вниз, поколдовал над консолью управления и обернулся ко мне. — Серый, ты бы тоже прилёг. Выбирай любое место. — Он обвёл рукой полдесятка капсул, ожидающих своих пациентов.
— Нет, — отказался я в суеверном страхе: не хватало мне на больничной койке валяться.
— Тогда сядь, не маячь.
Я поднял одну из капсул с палубы и уселся. Откинуться назад было нельзя, чтобы не упереться спиной в ставшую вертикально крышку — основной элемент оборудования. Аппаратура в крышке тонкая и чувствительная, и приваливаться к ней — преступление.
Ксенобиолог болезненно морщился. Он всегда переживает, если кому-то из нас требуется медицинская помощь. Сквозь затуманенную крышку я видел: кровь с кожи курсанта исчезла, края порезов сомкнулись, звёзды были обозначены тонкими розовыми линиями. Скоро и они пропадут.
— Камера это фиксирует? — спросил я, наблюдая за исчезновением звёзд.
— А как же. Вся информация — у тебя в рубке.
— Чего? — ворохнулся Айвер Джан Хелла. — На кой ляд в рубке мои виды?
— В Генштаб отправлю.
— Командир!!! — взвыл бедолага курсант. — Скажи, что ты пошутил!
— Галлуни оставили послание к Земле, — ответил ему Барс, — и оно должно уйти по назначению.
— Вот чёрт!
— Я ж тебе говорил: радуйся…
— Я радуюсь! — заорал курсант из-под крышки так, что по отсеку гул пошёл. — Всё, хватит! Открывай этот гроб, и я вылезу!
— Чему вы радуетесь, господа? — неожиданно спросил знакомый голос.
Я вскочил. Айвер Джан Хелла попытался зарыться в свой матрас, но не сумел. Барс двинулся к Шайтану, который явился из реанимационной палаты и стоял, цепляясь за переборку. То есть не стоял, а неудержимо сползал вниз — бледный до синевы, чуть живой. Кинувшись, я едва успел его подхватить и удержать. Мой друг был не в форме разведчика, а в мягком уютном костюме, который совсем не походил на больничный и сгодился бы для домашнего отдыха.
— Тебе кто разрешил вставать? — сердито начал ксенобиолог.
— Серый, помоги, — попросил Шайтан. — Надо взглянуть на послание.
Я подвёл его к курсанту. Затуманенная крышка сияла зелёной индикацией, лишь два последних жёлтых огонька вяло помаргивали, всё больше ударяя в зелень. Айвер Джан Хелла застыл, как мёртвый. Исчезающие розоватые звёзды покрывали его тело от загривка до щиколоток.
— Барс, убери эти спецэффекты, — распорядился Шайтан. — Я сквозь них не вижу.
Ксенобиолог поднял крышку. Система протестующе вякнула, огоньки затрепетали, сразу вернулось с полдесятка жёлтых. Шайтан стоял, пошатываясь, и рассматривал галлуньскую резьбу по коже. Я поддерживал его и прислушивался к дыханию — неровному, трудному. Плохи наши дела.
— На морду лица полюбуйся, — раздражённо подсказал не простивший своевольства Барс.
Шайтан сел на корточки. Велел:
— Посмотри на меня.
Курсант повернул голову. На лице порезы сохранились лучше — или, если угодно, хуже заживали. Золотистая кожа даммианина потускнела и приобрела серовато-жёлтый цвет.
— Продолжай, — сказал Шайтан Барсу. — Серый, будь другом…
Я помог ему добраться до «моей» капсулы; он с нарочитым удовольствием повалился на матрас, блаженно вздохнул. Я устроился у него в ногах.
— Это, конечно, послание, — заговорил Шайтан, передохнув. — Но не галлуньская тайнопись. Рисунок звёзд не упорядочен, их число не кратно четырём. Грубые, торопливые порезы. Больно было? — обратился он к курсанту.
— Терпимо.
— Ты не бравируй, а дело говори. Я спросил: больно?
— Зверски, — признал Айвер Джан Хелла. — Они резали и чем-то поливали. Простые порезы так не болят.
— Оч-чень серьёзное послание, — сделал вывод Шайтан. — Скажи: ты кричал?
— Ну…
— Курсант Олли! — рявкнул наш ксенопсихолог. — Жизни не хватит от тебя толку добиться. Отвечай.
Айвер Джан Хелла чуть не сел в своей капсуле. Вовремя вспомнил, что он под крышкой, и опять вытянулся на матрасе. В голосе зазвенела мощная сталь, как будто он уже командовал астроматкой и делал разнос своим офицерам.
— Сначала — не кричал. Назло. А потом…
— Стой. Почему назло?
— Потому что они скрипели: «Деть, плачь»! Я им не деть! И плакать не стану!
— Ясно. Дальше.
— За лицо взялись, сволочи. И в глаза плеснули… Я решил: выжгло. Вот тут не сдержался, заорал.
— И тогда они отвязались, — закончил Шайтан за курсанта.
— «Деть, плачь», — повторил я. — Джан Хелла, им только этого и надо было. Забыл, как нас хвалили? «Хорошие дети, покорные, шёлковые».
— Серый! — рассердился Шайтан. — Из тебя тоже надо клещами вытягивать? Рассказывай.
Я поведал о встрече с четвёркой галлуней возле рубки, затем описал тех двоих, которые явились оставить «послание», и под конец рассказал про убитый экипаж из шестнадцати лашей.
— Галлуни утверждают: это не их работа. Якобы кто-то другой желал бросить на них тень.
Мой друг покачал головой.
— Это свои. Так же, как с нами. Одни говорят: «Деткáм нет вреда», а другие младшего мучают.
— Зачем?
— Вероятно, нас предупреждают: «Не ищите союза с галлунем».
Мы примолкли. Шайтан набирался сил; Барс потирал подбородок, стараясь успокоиться; курсант затих под россыпью зелёных огоньков.
— А что они сейчас делают с пленными? — спросил я, размышляя вслух.
Шайтан вскинулся.
— Даже не думай! У тебя приказ Вадима: ничего не предпринимать.
Дим-Палыч приказал не геройствовать и не вести боевых действий, но я не стал спорить. Важно другое: с галлуней станется подготовить основное «послание» у себя на борту, а здесь, на «Теймаре» — всего лишь его подкрепить. Упрямец Джан Хелла особо и не пострадал бы, покорись он сразу и взвой от первых же порезов. А наши разведчики? Как их пытают?
— Серый, — лязгнул Шайтан, — ты помнишь, к чему приводит невыполнение приказов?
— Генка, не шуми. Тебе нельзя волноваться, — вмешался Барс — добрый доктор.
— Я не…
— Ты орёшь на командира корабля.
Обезоруженный Шайтан улыбнулся.
— Серый, я ведь на тебя не орал? Я сегодня вообще не в голосе… Ребята, послушайте. Галлуни стащили кость, которой подавятся. Одним Димкой уже нетрудно поперхнуться. А с ним ещё Медведь, три бойца и все остальные. Жаль, меня там нет, — закончил он огорчённо.
— За что тебя пытались убить? — спросил я.
— Вот уж не могу сказать. Не за что. По ошибке?
Ладно, вопрос с покушением отложим на потом.
— Зачем ты встречался с адмиралом Брюэлем? И рванул на Даммиану?
Шайтан медлил, обдумывая ответ. Чтобы дать ему время, я перескочил на другое:
— Кстати. Айвер Джан Хелла, ты ведь привёз копию программы. Где она?
— В кармане кителя… была. — Из-под крышки блеснули золотые искры в карих глазах. — Командир, можно я наконец отсюда вылезу?
— Барс, можно ему наконец оттуда вылезти? — переадресовал я вопрос.
— Если господин торопыга желает ходить со шрамами на лице, пусть лезет, — отозвался ксенобиолог едко. — Останутся две белые звезды на сияющем золоте кожи.
— Да вы поэт, господин капитан, — вздохнул курсант.
К этому времени мой друг подготовился с ответом.
— В Генштабе есть дверь, которую я открываю ногой. Дверь в приёмную комфлота. А к Брюэлю попасть не так-то просто. Я понадеялся на удачу и пошёл к Славко. Думаю: подожду с ним в приёмной, мало ли кто придёт. И точно. Через пару минут заходит господин адмирал. Как бы случайно завернул. Но можете поверить: он ждал, когда я появлюсь. И пришёл со мной повидаться.
— О чём вы говорили? — не утерпел Айвер Джан Хелла.
— О жизни. О галлунях, о даммианской школе пилотов. Обо мне и нашей группе.
— Зачем адмиралу?.. — начал я, удивлённый.
— Он меня вроде бы экзаменовал на профпригодность. А я его прощупывал на предмет лояльности. Так вот: адмирал умён и совершенно безжалостен. И предан Земле до фанатизма.
Я порадовался за курсанта: его отчим — не предатель.
— Однако на Даммиану ты помчался. Зачем?
Шайтан улыбнулся. Не просто улыбнулся — расцвёл.
— Желание женщины — закон для офицера, — заявил он. — Надюшка впервые увидела настоящего даммианина. Когда мы с господином курсантом по дальсвязи общались. Писку было — ой. «Какой красивый дядя! Самый красивый на свете! Только папа Гена лучше!» — Он так удачно изобразил дочь, что мы с Барсом покатились со смеху. — Я сказал: есть целая планета, населённая такими золотыми людьми. Ну, ей загорелось! Мы и полетели смотреть на чудеса.
— Даша разрешила? — уточнил я, размышляя: уж не похитил ли Шайтан ребёнка?
— Представь себе, да. — Он ощетинился. — Со мной бывает трудно спорить.
— С тобой вообще бывает трудно, — справедливо заметил Барс. — Генка, ещё раз: ты получил официальное разрешение матери?
— Получил, — отрезал Шайтан. — Я не идиот — похищать Надьку. Чтоб мне потом суд запретил с ней встречаться.
— Нам прислали видео, как вы развлекались, — сказал я.
— Что? — Он подскочил. — Видео? Какого чёрта?!
— Видео с камер наблюдения на Даммиане. Славко прислал по моей просьбе. Я разбирался, за что тебя хотели убить.
— Разобрался?
— Нет.
Шайтан притих, тяжело дыша. Зря мы разговоры разговариваем; лучше бы он спокойно отлёживался.
— Господин капитан-лейтенант, — под крышкой медкапсулы опять вспыхнули золотые искры, — вы поинтересовались нашей школой?
— Да, господин курсант, — с преувеличенной любезностью отозвался наш ксенопсихолог. — Я самолично её посетил.
Айвер Джан Хелла наблюдал за ним из-под крышки, словно хищный зверь — из логова.
— Как вам показалась школа? Особенно мой курс?
— Очень хорошая школа. И достойный курс. Я не заметил никаких… м-м… отклонений. В меру бесшабашные, нагловатые, знающие себе цену пилоты.
— Но ты не видел их в деле, — возразил я. — Программа отложенного убийства не проявила себя при кратких встречах в коридоре.
— Не проявила, — согласился мой друг. — И я не уверен, что она существует.
— Я не солгал! — лязгнул сталью командный голос.
— Верю, — сказал Шайтан и попросил: — Серый, посмотри в его кителе. Если галлуни себе не прибрали.
Прощупав карманы, я выудил карту памяти, с которой Айвер Джан Хелла примчался на «Теймар». Стандартная кроха, без дополнительной защиты корпуса; можно было и чем получше озаботиться.
— Оно? — Я предъявил её курсанту. — Не подменили?
— С виду — нет.
Я вручил опасное сокровище Барсу.
— Глянь, что тут записано лишнее. По идее, это симулятор боя нашего пилота с чужим разведчиком. А по сути — очередной вид психооружия.
Ксенобиолог покривился.
— Серый, ты хоть понимаешь, о чём речь? Если что и было, оно самоуничтожилось.
— Следы поищи.
— Поищу. — Барс направился в реанимационную палату. — К твоему сведению, тут медотсек разведывательного корабля, а не исследовательский центр.
Он исчез, и надолго. Мы ждали. Измученный Шайтан дремал, Айвер Джан Хелла маялся под крышкой.
— Командир, — не выдержав, взмолился он, — можно я про Славко расскажу? Как его из вашей группы попёрли.
— Давай, — пожалел я курсанта. — Только в лицах не изображай — Шайтан спит.
— Я тихо, — пообещал он и с удовольствием начал: — Это было давно — когда шла война с хатти-катт. Славко первый год летал, в службе безопасности. Боец, он же пилот, он же мастер на все руки. И ещё он немного учился на ксенопсихолога. Однажды они возвращались с задания — и напоролись на хатти-катт. На большую летающую крепость. — В звонком голосе, который курсант честно старался приглушить, зазвучало благоговение. — Ты представляешь, да? Твой «Теймар» — и эта громадина.
Я представлял. Против большой летающей крепости хатти-катт у земного планеторазведчика нет ни единого шанса. И против малой — тоже.
— Хатти мог его прихлопнуть одним плевком, — продолжал Айвер Джан Хелла. — Но нет: решил брать в плен. А ваш командир пустился убегать.
— «Теймар» не может убежать от хатти-катт. Их крепость превосходит нас…
— Ну да! — подхватил курсант. — Но он не через верх побежал, а понизу запрыгал. Из потока в поток, под крестами, да петлями, да кувырком. Не всякий военный пилот так сумеет. А тут — планеторазведка.
— Второй сорт, — подсказал я не без горечи.
— Я не говорил «второй сорт». Ваш командир — пилот экстра-класса. И он неспроста надеялся обскакать хатти-катт. Рассчитывал, что хатти надоест гонка и он оставит дичь в покое. Но тот сообщил, что рассматривает действия «Теймара» как вооружённое сопротивление, поэтому возьмёт экипаж в плен, а корабль расстреляет. Все знали: слову хатти-катт можно верить. Корабль уничтожат. Однако никто не знал, каково у них в плену. В то время ещё ни один человек не вернулся.
Правильно, думал я. Хатти-катт вернули пленных землян только после заключения мирного договора. А нам возвращать было некого: гордые воины с Хатти-Катт-Вэй в плен не сдавались.
— Командир решил использовать последний шанс. Он хотел нырнуть под крестом и уйти вбок и назад, в малый «ловчий садок». И там отсидеться, покуда хатти не проскочит мимо. Крепость не могла сдать назад тут же. Пока хатти сообразит, где разведчики, да пока развернётся — они бы уже утекли.
Я поразился. Мне доводилось нырять с Дим-Палычем «под крестом» — под перекрестьем несущих потоков; врагу такого не пожелаешь. Но чтобы при этом уйти «вбок и назад», иными словами, рвануться навстречу пересекающему твой путь потоку и в нём пересидеть беду, — о подобном я даже не слышал.
— Командир предупредил экипаж: придётся туго. Но вслух не сказал, что именно будет. Ну, чтоб до хатти-катт не донеслось; вдруг он у себя слышит? А Славко, не будь дурак, сообразил, подхватился — и в катер. Командир ему: «А ну назад!» Но Славко же учился на ксено-психолога. Вот и влетел на борт с безумной идеей. Командир снова: «Отставить! Не смей!» А Славко не послушал. Ушёл с «Теймара» — да и встал, поперёк потока растопырился, хатти-катт поджидает. Тот прибыл. Глядь — корабля нет, один катер. Хатти: «Сдаёшься?» А Славко, ксенопсих недоделанный, в ответ как завоет! На хатти-каттском языке. Сейчас-то известно, как разговаривать, а тогда лишь на общем балакали. Короче, он чужака ошарашил, а потом давай его стыдить. Дескать, что ж ты, великий воин, за малюткой гоняешься? У тебя вон какая большая крепость, экипаж — сотни воинов, а у нас — тринадцать человек в малой скорлупке. И мы — планеторазведка, ни с кем не воюем. Зазорно великому воину мирных разведчиков в плен брать… В таком роде плёл. Хатти-катт слушал, слушал. А потом Славкин катер пинком отбросил — да и был таков. И «Теймар» догонять не стал, усовестился.
Айвер Джан Хелла закончил рассказ. Золотые искры в глазах блистали ярче индикации на крышке его капсулы. Я не знал, верить или нет — и всему ли верить. Да и Шайтан, который давно проснулся и молча слушал курсанта, как-то так жмурился…
— Джан Хелла, не пойму: где ты приврал?
— Нигде. Честно!
— Так сказано было: Дим-Палыч погнал Славко из группы. За что?
— За невыполнение приказа. Я ж говорил…
— Я слышал. Крики «Назад!», «Отставить!» и «Не смей!» Но, по твоим словам, Славко летал с группой меньше года. В таком случае у него не было полного доступа к полётам. Он не мог покинуть «Теймар», если в рубке сидел командир, который не дал разрешения. А раз он ушёл — значит Дим-Палыч ему позволил. Давай Шайтана спросим. Я правильно рассуждаю?