Что общего между гвоздём и Парижем?
Желая привлечь внимание к какому-либо событию, мы говорим: «Это будет гвоздь программы». А если какого-то яркого, запоминающегося действия недостаёт, разочарованно разводим руками: «Гвоздя не хватило» (гвоздя выставки, гвоздя концерта). Откуда вдруг в русском языке появился этот странный «гвоздь»?
Перенесёмся в далёкий 1889 год, когда в столице Франции открывали Всемирную выставку, посвящённую 100-летию взятия Бастилии. В Париже той весной многое происходило впервые. Публике представили чудо технического прогресса — действующую фотокабину; продемонстрировали грандиозные возможности электричества; показали множество текстильных станков и паровых машин, автомобили Даймлера и Бенца с двигателем внутреннего сгорания… Шутка ли! XIX столетие уходило в историю, на парижских улицах ощущалось дыхание приближающегося XX века.
На территорию экспозиции посетители попадали, пройдя под аркой построенной инженером Гюставом Эйфелем металлической башни, которую после окончания выставки планировали разобрать. Но случилось так, что башня Эйфеля стала самой узнаваемой достопримечательностью и символом Парижа. Вполне возможно, что если бы её разобрали, то «никаких гвоздей», о которых писал В. В. Маяковский, в русской поэзии не появилось бы. К слову, Маяковский после посещения столицы Франции написал стихотворение «Париж (разговорчики с Эйфелевой башней)», в котором напрямую обратился к знаменитому сооружению: