Бурялом

Мечется и плачет, как дитя больное В неспокойной люльке, озеро лесное. Тучей потемнело, брызжет мелкой зернью — Так и отливает серебром и чернью... Ветер по дубраве серым волком рыщет; Молния на землю жгучим ливнем прыщет; И на голос бури, побросавши прялки, Вынырнули со дна резвые русалки... Л. Мей. Русалка
— Отакойёт! — удивлённо крикнул Отакойка, тыкая шестом в зеркало воды.
— Ага? — откликнулся шедший позади старший брат Агайка.
— Та глыпше стало. Пошлёпали левейше! Там кучки!
— Ага-ага! — согласился Агайка.
Братья свернули к торчащим из воды кочкам. Отакойка смекнул, что дён пять назад здесь был островок, и они c брательником натаскали на этом самом месте хороших лопотушек. Старшой ещё заигрался с забавными рыбками, да по слабости ума почти половину улова спустил в болото.
Лопотушка — она такая: перевернётся на спину, ты её пальцем по брюху почешешь, а она давай себя по бокам плавниками охаживать, похлопывать. Одним словом — лопотушка.
— Гораздый ливень, видить, шёл, — заметил Отакойка, ступая на кочку. — Воды знатно налило.
— Ага! — вытаскивая ногу из жижи, поддакнул Агайка.
Он пошевелил длинными бледными пальцами широкой ступни и занял кочку рядом с братом.
Ивка-расплетушка широко раскинула ветви, плывущие в точке равновесия, словно в воде. Только это обманка. В равновесии тяга болота и тяга озёрная исчезают, потому веточки, листики, лёгкий мусор замирают в ней и плавают, будто по поверхности водоёма. Иногда, правда, сила болота почему-то увеличивается — или сила озёрная уменьшается? — и на болотину обрушивается поток воды, начинается ливень.
— Ладноть, — Отакойка деловито приосанился и кивнул старшему. — Ты, ладноть, тута топчись. Я даль пошлёпаю. Как-то не с руки здеся — кучка скользкая!
Только на шестой кучке Отакойка остановился. Жёсткая травка — не оскользнёшься. Кучка широкая — есть место, где обедню сварганить. Озеро видно хорошо: вода светится, лучи отражаются, бродят по болоту — красота. Правда, до Бурялома рукой подать, так братья и не собираются туда лезть. Себе дороже. Были хитрые, которые в озеро вернуться хотели, да в Дедовом Буряломе навек сгинули. Там лес на дыбы встаёт, деревья ветками переплетаются, а в самом сердце чащобы незримая сила всех без разбору на части рвёт, в грязь давит. Так Дед говорит, значит, — правда всё.
Расправив снасть, Отакойка раскрутил её до свиста и… грузило чиркнуло по кучке. Хорошо хоть просвистело мимо левого уха и встряло в землю. Наживка с крючков осыпалась в траву.
Белоснежные, синие кувшинки на поверхности озера колыхнулись — из воды появились любопытные детские личики.
— Вас сюдой-та кликали?! — озлился Отакойка.
Агайка гоготал над промахом брата и заметил маленьких сорванцов, только когда первый камешек из рогульки ударил его в лоб.
— Ага, — удивлённо произнёс брательник, схватившись за ушибленное место.
Сорванцы дружно рассмеялись.
— Шалупонь рыбьехвостая! — крикнул Отакойка.
Сорванцы умчались восвояси, только серебристые хвосты сверкнули в ярком свете. Благо хоть заброшенную снасть Агайки не порвали.
И озеро словно смилостивилось над ними — пошёл клёв. Лопотушки одна за другой нанизывались на ивовый прутик.
— Ага! — с восторгом воскликнул старшой, когда вытащил первого окушка — и замер…
Из кустов прямо перед ним появилась огромная голова зверя с вытянутой мордой и острыми ушами. Агайке показалось, что зверюга усмехнулся, принюхался и вышел из кустов с всадником на спине и тяжёлыми сумками в седле.
— Будьте здравы, рыбачки, — негромко поздоровался всадник и к зверюге. — Стой, Серый. Это хорошие… — он внимательно присмотрелся к братьям, пробормотал про себя. — Водяные, что ли?
Зверь потянулся к рыбе, шевеля носом. Алый язык, длиной в добрый локоть, вывалился из пасти с частоколом белоснежных клыков в палец и облизнул морду.
— Ага, — сказал Агайка, пряча окушка за спину.
— Это он так… — незнакомец махнул рукой, — из любопытства. Пришлый соскользнул с седла, оправил кожаную куртку с множеством карманов, снял кожаную шапку причудливого кроя и взъерошил тёмно-русые волосы.
— Это ж надо, — удивился он, разглядывая озеро над головой, и обратился к стоящим столбами рыбакам. — Метров пятьдесят ни меньше. Это ж как так угораздило, а?
— Ага, — ответил старшой и широко улыбнулся.
— Так ведь Дедова Буря — всё вверх кармашками, — ответил Отакойка, а про себя подумал: с каких таких мест он приехал на своей зверюге, если об озере и буре ничего не слышал?
Пришлый кивнул в сторону Бурялома и спросил:
— Дальше-то проехать можно?
— Отакойёт не, — ответил Отакойка. — Отакойёт всё Бурялом.
— БурЯлом? — переспросил пришлый. — Может, бурЕлом. Отакойка мотнул башкой:
— БурЕлома там не могет. Там всё Дедова Буря наломала, стал быть, БурЯлом.
— Значит, не пройти, — задумчиво произнёс пришлый. — А рыбкой поделитесь? Или обменяемся.
— На то Дед есть, — ответил Отакойка. — Дед всем поделит, а излишек, коли решит, на мен даст.
— Ясно. Стало быть, Дед — глава вашей семьи. Он всё решает.
— Дед нас вылепил из тины, вытащил с болотины и рыбачить в озере научил! Наставленник ён.
Пришлый внимательно выслушал, прикусив нижнюю губу.
— Вон оно как, — сказал он и кивнул. — Теперь я всё понял. Так вы ещё рыбачить будете или идём… к Деду?
Агайка ткнул пальцем.
— Скорея отседа!
На поверхности озера пошла сильная рябь, и сама поверхность стала вспучиваться, выпячиваться вниз, к болоту.
— Что это? — спросил пришлый.
— Ливень! — ответил Отакойка, наспех сматывая снасть. — Бяри сваго зверюгу и мотаем!
Жабры у них ещё были заметны, но уже не открывались при дыхании. Как только такие дылды вообще могли нормально ходить по земле с нормальной силой тяжести? Меж длинными когтистыми пальцами рудименты перепонок, брюхо, внутренняя часть рук и ног светлые, а спины тёмные, как у лягушек или рыб.
— Что ж они в болоте делают, Серый? — тихо спросил Колымаг у волка, наблюдая за братьями, идущими впереди.
Серый зевнул во всю пасть, облизнул нос и часто-часто задышал.
— Да ладно тебе, — разговаривал с ним Колымаг. — До деревни или до посёлка — что там у них? — доплетёмся и отдохнёшь.
В просветах между кронами деревьев мелькнул горячий диск солнца. Лучи прожекторами пробивались к густому подлеску, запятнав всё вокруг ярким светом.
— Вот, — говорил Колымаг. — Это же какая авария должна была произойти, чтобы озеро забросило наверх? Волк под седлом недовольно заворчал.
— А с чего я должен тебя в покое оставить? — спросил Колымаг. — Ты мне напарник? Напарник. С кем мне советоваться, как не с тобой?
Братья беспокойно оглянулись на голос пришлого. Младший что-то пробормотал — старшой привычно агакнул. Шипастые плавники на загривках встали дыбом. Опасность чуют. Думают, что пришлый зло замышляет.
— Ого, — удивлённо произнёс Колымаг. — Вот так деревенька!
Подлесок под гигантскими стволами был убран, дорожки уложены тщательно подобранными камнями, как брусчатка в старинном городе. Дома-шары, сплетённые из ветвей, покрытые корой вместо черепицы, лепились к стволам, словно грибы-трутовики, и везде — лесенки, настилы, веранды, балкончики. Долговязые узкотелые водяные ходили по своим делам с корзинами да плетёными ларями за плечами. Бегали, визжали детишки, бросали косые взгляды любопытные девушки, пристально глядели старики.
У одного из домов мать с ребёнком на руках. Рыжеволосый веснушчатый мальчишка лет двух от роду был светлокожим и зеленоглазым, совсем не похожим на свою долговязую мать с круглыми рыбьими глазами и мелькающим третьим веком.