Аральская описательная экспедиция А. И. Бутакова и ее штатный художник
Из уроков литературы и истории многие, наверное, помнят, что великий украинский поэт Тарас Григорьевич Шевченко жестоко пострадал за участие в Кирилло-Мефодиевском обществе и злую сатиру на высочайших особ: императора и императрицу. Если верить слухам, именно упоминание Александры Федоровны стало для поэта роковым. Николай I только посмеялся, когда читал о себе, но побагровел, добравшись до строк, посвященных супруге. Возможно, это – всего лишь романтическая легенда, но, как бы то ни было, приговор поэту гласил: «Художника Шевченко за сочинение возмутительных и в высшей степени дерзких стихов, как одаренного крепким телосложением, определить рядовым в Оренбургский отдельный корпус с правом выслуги, поручив начальству иметь строжайшее наблюдение, дабы от него ни под каким видом не могло выходить возмутительных и пасквильных сочинений». Притом император был настолько разгневан, что добавил к официальному приговору собственноручную приписку: «Под строжайший надзор и с запрещением писать и рисовать».
Об этом периоде жизни Шевченко (1847–1857) очень мало пишут и говорят, как будто ничего сколько-нибудь достойного упоминания с ним тогда не происходило. Просто пустой кошмарный сон, который остается только забыть. Но это совершенно не так. Конечно, период солдатчины был для поэта далеко не самым счастливым, но весьма ярким, интересным и плодотворным. «В продолжение этих десяти лет я видел даром то, что не всякому и за деньги удастся видеть», – писал он в своем дневнике. Правда, тут же добавлял: «Но как я смотрел на все это? Как арестант смотрит из тюремного решетчатого окна на веселый свадебный поезд».
В июне 1847 г. рядовой Шевченко прибыл для прохождения службы в Орскую крепость, население которой составляло тогда около полутора тысяч человек. В середине XVIII века здесь, при впадении реки Орь в Яик (Урал), хотели возвести столицу всего этого степного края, потом передумали, и город Оренбург вырос в другом месте. Но Старый Оренбург (так одно время называли Орскую крепость) оставался важным пунктом на торговых путях из Хивы и Бухары, а в 40-е годы XIX века приобрел дополнительное значение. Через него велось снабжение всех крепостей Оренбургской линии, которые возводили в степи, дабы пресечь набеги хивинцев и прочих враждебных элементов на лояльных Российской империи киргизов и взять торговый путь из Бухары под полный контроль.
На опального поэта место службы произвело впечатление самого унылого захолустья. «Редко, – писал он княжне Варваре Репниной, – можно встретить подобную бесхарактерную местность. Плоско и плоско. Местоположение грустное, однообразное, тощие речки Урал и Орь, обнаженные серые горы и бесконечная Киргизская степь». Что ж, вид киргиз-кайсацких степей, хоть они и не лишены своеобразной красоты, и правда, может вогнать в уныние непривычного человека, особенно если попал он туда не по своей воле. Впрочем, реальный статус Шевченко в крепости все же несколько отличался от положения обычного рядового, рекрутированного из крестьян. Несмотря на его скромное происхождение, с ним обращались как с угодившими в солдаты отпрысками уважаемых фамилий. Таких по глухим крепостям было немало, и далеко не все пострадали за политические взгляды. Некоторых сдавали в солдаты собственные родители, отчаявшиеся другими методами приучить к трезвой и умеренной жизни. Этих последних Шевченко, впрочем, сам брезгливо сторонился. Ближайший круг его общения составляли ссыльные поляки, участники восстания 1830–1831 года. Отношения с гарнизонными офицерами складывались по-разному, иногда весьма неприятно, но в целом они были склонны воспринимать рядового Шевченко как «человека из общества», модного столичного художника. «Когда меня привезли в Оренбург, – вспоминал он позже, – то представили корпусному, дивизионному и бригадному начальникам, и затем в Орской крепости – батальонному и ротному командирам. По мере понижения ступеней военной иерархии со мной обращались все грубее и грубее, и когда очередь дошла до ротного командира, то он пригрозил мне даже розгами, если я дурно буду себя вести. Чтобы оградить себя от опасности, я прибег к очень простой и, как оказалось, весьма действенной мере: купил очень много водки и весьма мало закуски, пригласил ротного командира и нескольких офицеров на охоту и напоил их. С тех пор отношения наши сделались наилучшими, а когда угощение начинало забываться, я повторял его».
Тем временем в двухстах верстах от Орской крепости, в Оренбурге, строились морские корабли – военная шхуна «Николай» (11,73 х 3,56 х 1,65 м; вооружение – две пушки; экипаж 19 чел.) и частное судно – «Михаил». Затевалась экспедиция для исследования Аральского моря.
На картах XVII века Аральское море попросту отсутствует. В XVIII веке его начали наносить на карты по рассказам местных жителей, но нога ученого картографа на его берега не ступала, и настоящие морские корабли никогда по нему не плавали. О том, что это положение неплохо бы исправить, задумывались уже в царствование Анны Иоанновны, но тогда не сложилось. А к середине XIX века наступил удобный политический момент. Населявшие киргиз-кайсацкие степи скотоводческие народы, страдавшие от грабительских набегов южных соседей, были не прочь получить покровительство империи, и этим грех было не воспользоваться для продвижения российского влияния в самое сердце Азии. Кроме того, на Аральском море хотели организовать коммерческую рыболовную компанию. Но эти неизведанные территории еще предстояло изучить и описать.