«Мы потратили $120 млн на эту войну»: экс-миллиардер Ноготков о жизни после «Связного», чувстве вины и новых интересах
В интервью миллиардеру Игорю Рыбакову экс-владелец сетей «Связной» и Pandora Максим Ноготков рассказал, из-за чего он лишился бизнеса, какую роль в этом сыграли миллиардеры Евтушенков и Прохоров, чем занимается сейчас и почему его маленький сын оказался для него лучшим учителем
Пять лет назад Максим Ноготков, чье состояние Forbes оценивал в $1,3 млрд, потерял созданную им группу компаний «Связной» и улетел из Москвы в Сан-Франциско. После этого сеть «Связной» отошла группе Solvers Олега Малиса, одноименный банк лишился лицензии, а проект Enter прекратил существование. Все это время Ноготков почти не давал интервью, ни разу не прилетал в Россию и не анонсировал новых проектов. Сейчас идет процесс его личного банкротства. На жизнь Ноготков зарабатывает, консультируя других предпринимателей. Несколько лет назад он познакомился с миллиардером Игорем Рыбаковым и стал одним из менторов в его деловом сообществе «Эквиум». На прошлой неделе Ноготков прилетел в Россию после долгого отсутствия. Пользуясь случаем, Рыбаков попытался выяснить, кто же виноват в крахе бизнес-империи «Связной».
Максим, ты когда прилетел-то?
30 октября.
Ты буквально несколько дней в Москве.Что-то посмотрел, с чем-то познакомился. И теперь я задам тебе самый главный вопрос: ну как, Москва похорошела?
Похорошела. Более все такое... парадное. Огоньки, транспорт, рестораны, ретейл. Я сразу почувствовал, что уровень очень сильно вырос за это время.
Пока ты пять лет был в Америке, ты следил за тем, что происходит в России? Знаешь ли ты сегодняшнюю Россию, какая она?
Я каждый день читаю РБК, «Ведомости», «Коммерсантъ», пробегаю все заголовки. Много людей [из России] приезжает в [Кремниевую] долину. Я в принципе общаюсь с людьми, иногда выступаю на каких-то клубах. Я в курсе, но, конечно, поверхностно. Конечно, мне сейчас интересно. Я на следующей неделе почти каждый день буду на каких-то клубах, мне интересно повстречаться с людьми, с предпринимателями, с теми, кого давно не видел. Мне интересно почувствовать, что в России сейчас происходит.
Хорошо. Прежде чем я перейду к серьезным вопросам, давай я напомню, как мы с тобой познакомились. Три года назад мы основали клуб «Эквиум», и резиденты клуба на вопрос, кого бы они хотели видеть своими наставниками, сказали — Максима Ноготкова. Это как раз было три года назад, когда были все эти банкротства и проблемы. Тем не менее все сказали — Максима Ноготкова. Ты как сам можешь объяснить то, что тебя люди всегда хотят?
Я не знаю. Я делал много разных интересных проектов, пока был в России. У меня был бурный, созидательный запал. Наверное, люди как-то это видели, чувствовали, им нравилось то, что я делаю. У меня были проекты и в Израиле, и в Англии, я довольно сильно интересовался венчурными темами. Я вообще люблю придумывать и создавать новую историю, новую концепцию.
Обычно мне люди задают вопросы вокруг стратегии — что им делать, чего им не делать. И на мой взгляд, это для предпринимателя самое важное, потому что если ты копаешь в неправильном направлении, ты можешь потратить очень много сил и времени, и каким бы ты ни был классным менеджером и генеральным директором, ты будешь делать то, что никому не нужно. Вот поэтому я в основном — если говорить про мои сильные стороны — силен в том, что я вижу, что стоит делать, чего не стоит делать. То есть я вижу стратегию, я вижу, что будет через несколько лет. Мне интересно придумывать разные креативные штуки, я люблю сам заниматься маркетингом, например. Мне люди задают много вопросов вокруг корпоративной культуры, HR — это, наверное, три ключевые темы, которые мне интересны и которые людям интересно у меня узнать.
У меня ведь тоже есть богатый наставнический опыт. И я знаю, что во взаимодействии «наставник — ученик» не только наставник дает что-то ученику, но и ученик дает наставнику не меньше. Это в моем случае. У тебя было, что ты что-то такое получал от ученика?
Да, конечно, это всегда взаимный обмен, потому что ученики — они больше и глубже в операционной деятельности. И в операционной деятельности происходит что-то, за чем интересно смотреть и наблюдать: появляются какие-то новые решения, автоматизация и прочие вещи. Поэтому, конечно, это взаимный обмен всегда. И то же самое на самом деле происходит в интервью. Я люблю давать интервью, я люблю общаться с людьми, потому что, когда тебе задают вопросы, ты задумываешься о чем-то, на что у тебя, может быть, не было какого-то ясного ответа в голове. И этот ясный ответ в процессе такого общения приходит.
Я недавно получил опыт, очень интересный. У меня есть сын младший, Ваня. Недавно я с ним в разговоре вдруг понял, что я хочу научиться у него такому, здоровому пофигизму. Когда мы разбирали, чем наделен мой сын, что у него есть, он говорит: «Я наделен пофигизмом. Я некоторые вещи, которые меня тревожат, могу взять и отодвинуть». Я говорю: «Вань, научи меня этому».
Для меня моим основным учителем последние несколько лет является мой младший сын. Ему вот сейчас четыре годика, а когда ему было два-три, я наблюдал за тем, как он учится ходить. И когда ты в банкротном процессе, когда у тебя была какая-то большая империя, а потом это все рухнуло и надо заново учиться строить и начинать, мне было очень интересно, как он учится ходить. А он учится очень просто: он даже не задумывается, что упал. Он встает — падает, встает — падает, и так происходит на протяжении нескольких месяцев... И ты знаешь, дети смеются… Я где-то смотрел, дети смеются 400 раз в день, а взрослые раз в 20 меньше. И второе, чему ты у детей учишься, — больше смеяться.
Уволить 30 000 человек
Ты бы мог буквально в трех предложениях рассказать свою историю?
Хорошо. Я 20 лет строил компанию «Связной», розничную сеть МТС, компанию Pandora, Никола-Ленивец, еще с десяток разных проектов в России и не в России. Наверное, в какой-то момент я решил все это финансировать долгом под залог своего пакета акций. Я набрал порядка $1,2 млрд долгов при стоимости активов группы на $2-3 млрд. Я это сделал, потому что мне казалось, что это дешевле. Мне казалось, что я таким образом могу сохранить контроль. А для проектов, которые я развивал, — [cети] Enter, такого российского варианта Amazon — в России в принципе не было нужного размера венчурного финансирования в тот момент времени. Нам требовались сотни миллионов долларов.
Все было рискованно, но я бы из этой ситуации нормально выходил и нормально бы все рефинансировал за счет сделок по инвестициям в «Связной» и продаже Pandora. Но случился Крым, случился домашний арест [Владимира] Евтушенкова, случилась девальвация, и один из моих кредиторов решил объявить дефолт. У меня погашение кредита на $120 млн пришлось на 1 ноября 2014 года — как раз пять лет назад. Они продали свой кредит Олегу Малису. Олег Малис забрал контроль над группой и дальше этой группой управлял. Это управление закончилось тем, что где-то полтора года назад начался процесс моего личного банкротства.
Сколько у тебя было людей во всех твоих компаниях?
Я думаю, что где-то 30 000 в общей сложности.
Тридцать тысяч людей. И у тебя начинаются проблемы. Скажи мне, в этот момент ты чувствовал? Ты больше думал, как [поступить] с этим кредитом, с Малисом... Или... Ведь 30 000 людей — у кого-то это судьба, кто-то очень рассчитывал на это рабочее место, кто-то был уволен, у кого-то больница, у кого-то ипотека… И тебе наверняка они писали все, и, может быть, истории ты слышал. Ты больше думал о чем, о людях или о бизнесе?
Ты знаешь, я всегда больше думал о проектах, если честно. Потому что я считаю, что человек — он всегда себя найдет — не в этой компании, не в этом месте, так в другом месте. Я все-таки всегда больше мыслю проектами. Для меня в тот момент, например, было очень важно сохранить Связной Банк, я всегда был морально готов отдать, чтобы сохранилось. Для меня проекты — они как дети. Ты их выращиваешь долго, строишь-строишь, как-то хочешь, чтобы они дальше развивались и продолжались.