Джеффри Сакс: «США могли дать России план Маршалла, но выбрали тактику удушения»
Экономист, который видел крах империи. Почему на Западе не услышали своего главного пророка?
Профессор Джеффри Сакс не просто экономист с мировым именем — он один из тех, кто бросил интеллектуальный вызов западному мейнстриму. Чем громче он говорит, тем ожесточеннее его самого критикуют, называя «путинским апологетом». Но профессор продолжает гнуть свою линию, и десятки миллионов просмотров его выступлений на разных платформах показывают, что идеи Сакса все более востребованы в мире.
Его работа советником Горбачева и Ельцина дала ему уникальную возможность для экспертизы причин и последствий трансформации постсоветского пространства. Ответы Сакса порой переходили в исповедь, в которой он хотел бы объясниться перед российскими читателями, почему у него не получилось.
В эксклюзивном интервью «Моноклю» директор Центра устойчивого развития Колумбийского университета и советник трех генсеков ООН анализирует корни текущего кризиса в отношениях Запада и России, раскрывает уникальные механизмы принятия решений в Вашингтоне и предлагает видение нового миропорядка.
— Уважаемый профессор, чем вы сейчас занимаетесь? Какова ваша сфера интересов в академической области? Какая работа приоритетна для вас в настоящее время?
— Моя главная цель — добиться того, чтобы мир прекратил войны и сосредоточился на решении задач устойчивого развития, что подразумевает мирное процветание, справедливо распределенное по всему миру, и решение реальных экологических кризисов, с которыми мы сталкиваемся. За последние сорок лет я работал в разных уголках мира и убедился, что люди во всех частях света хотят одного и того же: жить достойно, в мире, чтобы у их детей было будущее и чтобы в управлении глобальными делами царил здравый смысл.
Я работаю над энергетическими системами в ЮгоВосточной Азии, экономическим развитием в Африке, внедрением информационных технологий в развитие Индии и так далее. А в целом я надеюсь, что мы сможем помочь национальным лидерам, которые часто бывают близоруки и увлечены националистичной политикой, понять, что есть общие интересы. Войны и конфликты не только бесполезны и являются пустой тратой времени, но и представляют собой огромные издержки с точки зрения того, на чем действительно следует сосредоточиться.
— В декабре 1991 года вы были одним из первых в мире, кто узнал от Бориса Ельцина, что Советский Союз прекратил свое существование. Что вы почувствовали в тот момент?
— В 1991 году мне только исполнилось 37 лет, я был еще довольно молод, а вся моя жизнь прошла на стороне США в холодной войне. Иногда холодная война становилась горячей, например во Вьетнаме. Таким образом, война определяла мое восприятие мира.
Интересно, что я посещал Советский Союз еще в 1970 году, будучи школьником, благодаря моим замечательным и дальновидным родителям, которые хотели, чтобы я увидел и другую сторону. Но вот в 1991 году я сидел в Кремле — в самом Кремле, что само по себе было поразительно для молодого американского ученого, — и прямо напротив меня был Борис Ельцин, президент России. Он сказал, что кроме тех, кто только что был с ним в комнате, я был буквально первым, кто узнал, что Советский Союз прекратил свое существование. Это было ошеломляюще. В тот момент я думал, что наступает мир во всем мире, холодная война закончилась, конфликты завершены.
Президент Ельцин много раз в тот день и позже повторял слово «нормально». Россия должна быть нормальной. Мы больше не хотим большевистской революции, центрального планирования, холодной войны. Мы хотим быть нормальными. Это было его ключевым словом. Для Горбачева ключевой концепцией был «общий европейский дом». Я полностью разделял эти идеи. Какой замечательный шанс для человечества! И я сказал это президенту Ельцину в ответ. Я заверил его, что, учитывая исторический момент, Соединенные Штаты, безусловно, сделают свою часть для поддержки экономической трансформации России, финансовой стабильности и так далее.
Я должен признать, что был немного наивен и сильно оптимистичен. Я был уверен, что Соединенные Штаты увидят ситуацию так же, как я. Под «Соединенными Штатами» я имею в виду не только своих сограждан, но в первую очередь американское руководство. Но оно оказалось ограниченным, плохо мотивированным, плохо информированным и думало не о мире, а о победе: «О, теперь мы победили. Мы выиграли холодную войну».
Это совершенно не соответствовало моему видению. Я считал, что мы все выиграли мир, а не что одна сторона победила, а другая проиграла. Возможно, это различие между экономистом, который верит во взаимную выгоду, и геостратегом, который хочет доминировать, или человеком с имперским мышлением, который мыслит категориями победителей и проигравших, чего я не делаю.
Так что я ошибся в том, что сказал президенту Ельцину, не по духу, а предсказывая те шаги, на которые пойдут США.
— Когда именно вы поняли, что ошиблись?
— Двумя годами ранее я консультировал Польшу, когда она переходила к рыночной экономике, завершению холодной войны и коалиционному правительству. Например, я говорил, что долги Польши должны быть списаны или должна быть запущена масштабная программа помощи. Сначала мои идеи не принимались, но я упрямо повторял их много месяцев, и в итоге они были реализованы. Поэтому, когда в декабре 1991-го и в январе 1992 года я слышал в США: «Нет, мы не будем делать так, как вы думаете, профессор Сакс», — я не воспринял это как окончательный отказ. Я рассматривал это как кампанию, которая займет несколько месяцев.
В 1992 году, в последний год администрации Буша, я выступал с бесчисленными речами и писал статьи о том, что это великий момент и что должен быть план, подобный плану Маршалла, который поможет стабилизировать Россию. Но ничего не произошло. В конце 1992 года я сказал Егору Гайдару: «Знаете, я не приношу пользы. Ничто из того, что я говорю, не работает. Пожалуй, мне стоит остановиться».
Но в начале 1993-го был назначен новый министр финансов, Борис Федоров, очень хороший молодой профессионал. Он попросил о встрече в Вашингтоне и сказал: «Нет-нет, вы должны остаться и консультировать меня». И я остался еще на год. Я старался как мог. Это был первый год администрации Клинтона, и я, как сторонник Демократической партии, думал, что Клинтон будет лучше. Но оказалось, что Клинтон был таким же.
В итоге в конце 1993 года я окончательно сказал: «Я больше не могу, потому что ничего из того, что я говорю, не принимается в Вашингтоне». Но даже после этого я годами думал, что, возможно, что-то изменится к лучшему. Я продолжал писать статьи: «Запад должен помочь». В какой-то момент я понял, что этого не произойдет.
— Это была недальновидность американских политиков?
— Долгое время я считал, что это просто череда ошибок. Но со временем, когда я анализировал накопившиеся факты, мне стало казаться, что это был скорее план, а не просто ошибки. Это выглядело как продолжение холодной войны. Хотя холодная война должна была закончиться, в Вашингтоне, похоже, стремились еще больше ослабить Россию, даже разделить ее, «деколонизировать», как говорили в Вашингтоне, и расширение НАТО было частью этого.
Мне понадобились годы, чтобы собрать все эти кусочки воедино. Лишь оглядываясь назад, начиная с начала 2000-х, саммита НАТО в Бухаресте и ужасных событий, приведших к войне на Украине, я стал лучше понимать эти события.