Любовь во время чумы: 80 лет в Касабланке
В российских кинотеатрах идет повторный прокат мелодрамы Майкла Кертица «Касабланка». Киновед Вероника Хлебникова считает, что фильм 1942 года созвучен нынешним событиям гораздо ярче, чем хотелось бы
— Что привело вас в Касабланку?
— Здоровье. Я приехал на воды.
— Воды? Какие воды? Мы в пустыне.
— Меня дезинформировали.
В ноябре 1942 года союзники взяли Касабланку, освобождая Северную Африку от армии Роммеля. В январе 1943-го в этом марокканском городе встретились Черчилль, Рузвельт и де Голль. Между этими событиями голливудский магнат Джек Уорнер устроил премьеру фильма, которому не потребовалась реклама — его название уже не сходило с газетных полос.
Американец Рик Блейн, которому все в жизни стало параллельно, держит питейное заведение в Касабланке у моря и нагловатый нейтралитет между третьим рейхом, французской республикой Виши и нелегалами. Когда из прежней парижской жизни явится женщина его судьбы в облике Ингрид Бергман, а с ней муж–подпольщик и толпа шпиков, Рику придется думать за троих и вовсе не о себе.
«Мир рушится, а мы влюбились», — скажет во флэшбеке Ингрид Бергман Хамфри Богарту с деланной беспечностью. Ильза и Рик приканчивают шампанское на Монмартре, чтобы не досталось врагу. Лето 1940 года в Париж входят немецкие части. С Лионского вокзала отходит поезд на Марсель. На платформе чернокожий лабух Сэм передаст Рику письмо. Под дождем его безнадежные строчки прощания скривятся, поплывут и стекут по бумажной щеке.
«Немцы были в сером, а ты — в голубом», — скажет в новой жизни Хамфри Богарт потерянной возлюбленной Ингрид Бергман с неподдельной тоской. Все, что осталось от любви женщины и мужчины, — только горечь памяти и мелодия As Time Goes By.
В «Американском кафе Рика», где пьет и играет в рулетку бегущая от войны Европа в ожидании виз в Лиссабон, а оттуда в Новый Свет, эта песенка под запретом, как и «Марсельеза». Когда Сэм сыграет ее снова, она станет зовом судьбы, той, что всегда идет по следу, «как сумасшедший с бритвою в руке».
Сколь бы невысоко ни ценили «Касабланку» и ее сентиментальную магию критики с философами, в ней, несмотря на отсутствие художественной новизны, несомненно слышна поступь судьбы. Среди множества невеликих авантюрных фильмов о любви это великий фильм о разлуке, ставшей синонимом и наваждением ХХ века. Бег «амок» заразил континенты: русские эмигранты в Стамбуле, Париже, Берлине и Харбине, изгнанные большевиками, еврейские беженцы от Холокоста в Америке, испанские дети в Москве, рассеянные по миру жители бывших советских республик, отмененные новым национальным порядком. Мало какому из поколений не довелось узнать этот бег, распарывающий поверхностные мелодраматические швы «Касабланки», под которыми не заживает рана оставленной навсегда «прежней» жизни, людей, чувств, домов, городов, языков.