«Литература и этика сомкнулись в блоговом письме»

В «Новом литературном обозрении» вышла книга художницы Анастасии Вепревой и поэта Романа Осминкина «Коммуналка на Петроградке»: её авторы жили в коммунальной квартире в центре Петербурга и вели летопись её быта. Перед нами произведение, создатели которого осознают, что и они — часть коммунального опыта, и рассказывают, как благодаря этому опыту меняется их восприятие окружающей реальности и человеческих отношений. Елизавета Подколзина расспросила Вепреву и Осминкина о том, как создавалась книга и как их рассказ вписывается в традицию «коммунальной» литературы.


В предисловии вы пишете, что начали вести блог, «чтобы хоть как-то справляться с коммунальной действительностью». Как вообще появилась эта книга?
Анастасия Вепрева: Мы купили комнату в коммуналке и пытались освоиться где-то в течение года. Было тяжело встроиться в систему коммунального быта — с собственниками, дежурствами и прочими странными отношениями. У меня к тому же такого опыта раньше не было. В первое празднование Нового года настал переломный пункт: случилась история с украденной уткой. И мы поняли, что нужно как-то осмыслять эту травму совместного проживания. Мы оба пишем — решили завести блог, чтобы аккумулировать все тексты в одном месте.
3 января. Вепрева пишет:
На кухне собрался консилиум. Смеясь и плача, соседи сказали, что Виктор упер у них новогоднюю утку. Холодильники были забиты, поэтому ее пришлось оставить на противне на кухне. Жаркую, нежную, с яблочками и медом, завернутую в фольгу. С утра ее уже не было.
Роман Осминкин: Да, всё так. Когда попадаешь в новое повседневное бытовое окружение, происходит остранение, только не на уровне литературы, а на уровне жизни. Потому что быт — самое консервативное, что вообще есть, он медленней всего меняется. А тут по необходимости произошла резкая смена жизненных, повседневных навыков. Я думаю, письмо стало одним из способов осмысления этого сдвига в жизни.
Вепрева: Это к тому же был первый опыт нашего совместного письма — эксперимент, объединяющий две точки зрения, параллельные во многом.
Это в некотором смысле похоже на «коммунальное» письмо: в тексте вы иногда перебиваете и поправляете друг друга. У вас были какие-то договорённости внутри блога?
Вепрева: Мы пытались по-разному смотреть на ситуации, выбирать разные темы. Было несколько случаев, когда хотелось рассказать обоим: например, Рома что-то написал, с чем я была категорически не согласна. Мы имели свободу вмешиваться. Но вообще в разных местах происходили разные вещи, мы не часто пересекались.
Осминкин: Всё действительно возникло спонтанно и органично, от вброса человеческого тела в другое пространство социальной и биологической жизни. По сути, коммуналка — социум в миниатюре. Мы осмысляли это микросообщество изнутри, ментально и телесно, поэтому писали о том, что кого больше волнует, ранит или тревожит. Так это стало полифонией взглядов. Когда я увидел блог как целый драматургический слепок, я понял, что в идеале хотел бы, чтобы все соседи его вели — тогда полифония взглядов стала бы множественной.
Мы пытались вживаться в голоса соседей, давать им голос. Но у нас были сложные отношения — и здесь уже возникает этическая проблема, о которой в предисловии пишет Алексей Юрчак, — почему мы не смогли вступить с соседями в открытую, публичную коммуникацию и сказать: «Эй, давайте вести блог вместе!» Понятно, что это не были люди «твоей коммуны», одного социального слоя, интересов, возраста…
Как менялся текст на разных этапах его бытования? Сначала это был фейсбук-блог «Коммуналка на Петроградской», потом вы сделали пьесу для фестиваля «Любимовка-2019», теперь выходит книга. Это всё-таки разные тексты, как вы над ним работали?
Вепрева: Мы не сильно меняли его, переводя в пьесу или в книгу. Текст менялся скорее с течением времени, как и наш статус в коммуналке. В какой-то момент мы стали более-менее своими: соседи рассказывали про своё прошлое, мы постепенно сближались с ними.
Осминкин: Стали более эмпатичными, да. Оказалось, что у других людей язык не хуже и не лучше — он просто отличный от нашего, состоящий из набора подчас самых непредсказуемых дискурсов, но общий язык всегда можно найти. Наши соседи подчас более смекалистые, в чём-то более умные, в чём-то намного более предприимчивые, чем мы.
А в момент, когда возникает больше эмпатии и меняется тональность, работа над текстом не становится уже художественным опытом? Вы же пытаетесь мыслить от чужого лица?
Осминкин: Это мне больше свойственно: я люблю сказовую форму, когда речь героев передаётся от лица рассказчика.
Вепрева: А мне как раз нравилось собирать обрывки жизни.
Осминкин: Работать фактографом.
Вепрева: Да, я старалась не выдумывать за другого человека — просто быть внимательнее к деталям, образу. Каждая запись даже не является отдельной мизансценой. Они скорее рассматриваются на протяжении всего текста, через какие-то повторяющиеся вещи, через рефрены.

Насколько для вас важно жанровое определение этого текста? Думали ли вы об этом в процессе работы — до того, как блог стал книгой?
Осминкин: Да, я постоянно об этом думал. Конечно, в сегодняшней постлитературной ситуации проблема жанров отчасти снята. Дневниковое письмо проникло в большую литературу, как мы помним, ещё в XIX веке. Причём женщины, которые были вытеснены из большой литературы, как раз писали дневники. И наш паблик в фейсбуке (соцсеть признана в РФ экстремистской и запрещена) работал как такое горячее, аффективное личное письмо.
Но когда это переносится в литературное поле, возникает проблема жанровых границ. Алексей Юрчак написал для книги предисловие, в котором посмотрел на текст из своей области — антропологии и этнографии. Ведь антропология появилась как колониальная наука и проделала большой путь к сегодняшнему дню, выработала кучу этических протоколов. Современные учёные живут подчас десятилетиями в амазонских племенах, научаются их языку и только вместе с ними, вместе с Другими как-то их репрезентируют, с их согласия. В литературе таких протоколов до последнего времени не было. Сейчас все об этом заговорили, потому что литература и этика сомкнулись. Особенно в этом дневниково-блоговом письме.