Коллекция. Караван историйРепортаж
Сергей Сельянов: «До сих пор храню листок, где записаны все наши расходы на съемки фильма «Брат»
Удивительно, но факт: вы знаете Сергея Сельянова, даже если не знаете его. Именно он спродюсировал шедевры Алексея Балабанова, картины «Олигарх», «Особенности национальной рыбалки», «Мама, не горюй» и многие другие наши любимые фильмы. Без него ландшафт российского авторского кино был бы совершенно иным. А с чего все начиналось и какие у него планы на ближайшее будущее, он рассказал нашему журналу.
— Сергей Михайлович, кинокомпании СТВ, которую вы основали, исполнилось 33 года. Как родилась идея ее создать, кто в этом деле помогал, какие ожидания были с этим связаны?
— Чтобы ответить на ваш вопрос, стоит начать издалека. Я стал заниматься любительским кино еще в школьном возрасте, когда, учась в восьмом классе, посмотрел полнометражные фильмы Чарли Чаплина. Жил тогда в Туле, и местный кинотеатр устроил такой мини-фестиваль его картин: «Новые времена», «Огни большого города» и «Цирк». Смотрел их три дня подряд, вышел из кинотеатра и решил: вот чем я хотел бы заниматься в жизни. Уже тогда понимал — откуда, не знаю, — что кино не делается в одиночку. Поэтому подговорил троих своих друзей-одноклассников пойти со мной на Станцию юных техников, записаться там в любительскую фотокиностудию. Была в Советском Союзе такая отдельная институция, которую патронировали советские профсоюзы. На Станции юных техников действовали различные кружки, к примеру авиамодельный, там занимались воспитанием подрастающего поколения.
Я собрал своих друзей, и в каком-то смысле это уже была небольшая студия. Мы сняли фильм по песне Высоцкого «Джон Ланкастер Пек». И с тех пор я себя вне кино уже не мыслил, собирался после школы поступать во ВГИК. Собираться-то собирался, но в последний момент подумал: наверное, я, провинциальный мальчик из Тулы без каких-то особых познаний в кино, не совсем к этому готов. В общем, решил, что рано, обсудил этот вопрос с руководителем фотокиностудии Юрой Подтягиным, который был в два раза старше и опытнее. Он посоветовал: иди в Политех, там тоже есть фотокиностудия, кино осталось без руководителя, вот ты им и станешь. Я вздохнул с облегчением: точно. Пошел и поступил в Тульский политехнический институт.
— На какой факультет?
— Строительный.
— Ваш коллега, продюсер и режиссер Ренат Давлетьяров, — инженер-металлург.
— А Александр Акопов — строитель. Но мне на тот момент было все равно, студентом какого факультета становиться, я же поступал ради киностудии. Поэтому пришел в корпус, где сидела приемная комиссия, встал напротив дверей и загадал: куда пойдет первая симпатичная девушка, туда и я. Зашла красотка, я за ней, так и оказался на строительном факультете. Она, к сожалению, в отличие от меня, не поступила. Когда в сентябре вернулся с картошки, увидел объявление: фотокиностудия начинает работу. У фотостудии был руководитель Саша Литюга, а у киноподразделения никого не было. Вот я им и стал.
Это к тому, что идея создания собственной кинокомпании или коллектива, которым я бы руководил, жила со мной всегда, но тогда осуществить такое было нельзя. Поэтому, когда наступила перестройка и стало можно, я такую студию создал вместе с моим товарищем Василием Григорьевым. Киностудия «Ленфильм» тоже стала нашим акционером, так было принято. Поэтому про то, чтобы сделать свою студию, мне не приходилось долго думать. Главное, нужно было собрать деньги на уставный капитал, небольшой, десять тысяч рублей. Тем не менее и таких денег у меня не имелось.
— Кто помог их собрать?
— Скинулись с Васей Григорьевым, моим товарищем по сию пору, вложили все, что у нас было. Вот, собственно, и вся история. Так что, повторюсь, от меня решение создать СТВ не требовало никакого напряжения, я над этим не раздумывал, просто искал возможность.
— Кто-то из ваших коллег потерял свои кинокомпании, туда пришли новые акционеры, посторонние люди. Как вам удалось продержаться на плаву больше 30 лет и сохранить дело своей жизни?
— Да очень просто. Требуется любить свое дело, хотеть снимать кино — и все, больше ничего не надо! Я любил, хотел и продолжаю это делать.
— В голливудской комедии «Солдаты неудачи» образ крутого продюсера создал Том Круз, абсолютно неузнаваемый в пластическом гриме, который сделал его по-настоящему страшным. Там по сюжету по вине пиротехников из съемочной группы сгорели джунгли, где снимается боевик, продюсеру выставили огромный счет, и, беседуя с группой по скайпу, он просит дюжего детину — постановщика декораций подойти к режиссеру и дать тому в морду. А когда исполнителя главной роли захватили в плен аборигены, не торопится его спасать, говорит: если его убьют, мы о нем поплачем. Судя по тому, что на празднование 33-летия СТВ пришло огромное количество актеров и режиссеров, вам никогда не приходилось прибегать к подобным методам?
— Обожаю образы таких продюсеров в кино. У братьев Коэн в фильме «Бартон Финк» тоже есть такой герой, распрекрасный продюсер, произносящий фразу «Нам нужны борцовские фильмы!» Образ злобного продюсера с сигарой в зубах и двумя блондинками под мышкой, который рассуждает только про деньги, хвастолюбивого, не терпящего рядом с собой ничего живого, так как все должны построиться и идти куда послали, удался братьям в полной мере. Такой герой всегда меня веселит, с удовольствием смотрю подобные фильмы. Но сам-то я человек спокойный, поэтому даже не припомню, чтобы у меня зародилась мысль повести себя подобным образом.
— Но ведь кинопроизводство — бизнес непредсказуемый, где сложные ситуации случаются на ровном месте. Там все зависит от плохо контролируемых вещей — климата, человеческого фактора, настроения актеров, физического и психологического состояния режиссера, его способности не терять контроля над процессом. Случился срыв, и вот уже продюсер попал на деньги. На творческом счету СТВ около полутора сотен фильмов. Неужели не возникало подобных проблем? Как они решались?
— Сложные ситуации были, но это такая рутина. Справедливости ради, случались они редко. Фамилии называть не буду, но актерские срывы происходили на картинах «Про уродов и людей», «Дом»... Ну, укладывали артиста под капельницу, откачивали. Это бывает, нечасто, но происходит.
В истории компании были настоящие трагедии, это горькие страницы, по сравнению с ними все остальное не стоит упоминания. На картине «Река» в автокатастрофе погибла исполнительница главной роли, замечательная якутская актриса Туйара Свинобоева.
Сергей Бодров-младший и члены его группы погибли 20 сентября 2002 года в Северной Осетии, когда в Кармадонском ущелье, где проходили съемки фильма «Связной», сошел ледник. Ему было всего тридцать...
Вот это беда, настоящая беда. А то, что во время съемок кто-то выпил... Ну что, бывает.
Из безобидных, но любопытных вещей: мы много работали и с Лешей Балабановым, и с Сашей Рогожкиным. Балабанову никогда не везло с погодой. Фильм «Морфий», февраль, 70 километров к северу от Петербурга. Надо снимать первые сцены, а земля покрыта тонкой коркой льда, под ней солидный слой воды. Первый съемочный день, середина февраля, нужен снег. Его нет, под ногами сплошная вода — и так дней пять.
Группа стоит, снимать нельзя, да и нечего, потому что по сюжету там зима. Стали возить на площадку снег, что-то придумывать, какой-то снег наконец все-таки пошел. Сняли. Переместились в Углич, там повторилось все то же самое. В общем, не везло Леше с погодой.
А Рогожкину везло всегда. Предполагалось, что финальная сцена фильма «Кукушка», где нужна зима, будет снята в Мурманской области. Я думал так: осенью снимем все кино, потом дождемся снега, Саша с группой поедет и доснимет финал. Приносят мне календарно-постановочный план, я вижу: эта снежная сцена запланирована на середину октября, обозначена в календаре — причем не последней, что было бы логично. Делюсь своими сомнениями с режиссером: «Саш, снега-то не будет, зачем вы ее сюда поставили?» Он откашлялся и ушел, что означало: будет. И ровно в тот день — именно в тот, не просто во время съемочного периода! — выпал шикарный снег. Сцену сняли, а вечером он растаял. Директор картины Миша Кирилюк говорил про Рогожкина: шаман. И с этим нельзя не согласиться.
— Вы — выпускник сценарного факультета ВГИКа. Как приняли решение пойти учиться в институт кинематографии?
— Очень просто. Я учился в Политехе, где пропускал много занятий, поскольку занимался кино. Мы напропалую снимали любительские фильмы — комедии, документальные. Во время сессии в течение месяца я оставлял кино, напрягался, наверстывал упущенное и сдавал экзамены на пятерки. Если бы не пропускал занятия, мне бы платили Ленинскую стипендию.
Меня пытались выгнать, когда обнаружилось, что у меня 206 зарегистрированных часов пропуска лекций в семестре, а исключать положено было за 6. Сегодня ничего страшного в этом нет, исключили — да и ладно. А тогда это воспринималось как социальное поражение в правах. Да и родителей не хотелось расстраивать.
И вот меня вызывали на кафедру, сначала сделали выговор, что пришел в институт в джинсах. Потом наш комсомольский вожак стал меня клеймить: «Какой же из тебя выйдет специалист, если ты пропускаешь занятия!» Он это делал, что называется, с переходом на личности. Я оскорбился, сказал: «Это я-то плохой специалист? Ты мою зачетку видел? Это ты троечник, нашел себе индульгенцию в виде общественной работы, вместо того чтобы учиться строительному делу должным образом». А никто как-то не был в курсе, что у меня в зачетке отличные оценки. Кто-то побежал это выяснять, уточнять, вернулся, сказал, что ну да, он отличник. Вопрос был закрыт, меня простили.
В конце третьего курса нам объявили, что на четвертом нас ждет девять курсовых работ. А это дело серьезное, на кино у меня бы уже не оставалось времени. Я понял: видно, все-таки пора менять траекторию жизни, идти во ВГИК. Поступал на сценарный совершенно сознательно, потому что считал: как режиссер я уже состоялся. Как снимать, понятно, а вот про что снимать? В моем архиве сохранилась фотокарточка времен Политеха, где я стою как человек-бутерброд, на груди висит плакат: «Ищу идею».
Уже тогда был уверен, что кинодраматургия — самое главное. Думал, пусть меня научат этому делу, я буду сам для себя писать либо как-то правильно выбирать сценарии. А так, конечно, останусь режиссером. И поступил в мастерскую Николая Николаевича Фигуровского. Среди его работ — сценарии картин «Огненные версты», «Когда деревья были большими», «Моя улица»... Мастера я не выбирал, вообще был далек от этой мысли, не знал даже, что существуют мастера, просто пришел во ВГИК.
Вообще, редкая удача даже в самом престижном учебном заведении встретить Учителей с большой буквы, которые раздвинули твое сознание, многое тебе дали. А это Паола Волкова, Мераб Мамардашвили, благодарен им по сей день.
Кстати, с течением времени понял, что Политех дал мне не меньше, а может, и больше. Конкретно две женщины — преподаватель сопромата Киреева Галина Борисовна по прозвищу КГБ, по первым буквам имени. Ее все боялись. Вела она предмет непростой, но очень драматургический, потому что вот сюда подал напряжение, здесь произошел ответ, эпюры, как они гнутся — это все чистая драматургия. Я старался ходить к ней на занятия, очень ее уважал, не имел права опозориться. А Майя Николаевна Завьялова вела высшую математику. Это вообще космос, это драматургия плюс музыка плюс что-то вообще абстрактное, волшебное. Этим женщинам я очень благодарен.