Максим Никулин — о своем отце Юрии Никулине и судьбе, переплетенной с цирком

Коллекция. Караван историйЗнаменитости

Максим Никулин. Под счастливой звездой Юрия Никулина

Возвращается отец. Мы сидим молча, вопросов не задаем. Он снял шапку, не раздеваясь сел в кресло за стол. И тоже молчит. Хорошую такую, мхатовскую паузу выдержал, потом поднял голову: "Ну что сидите?! Подписал!" Все! Крики, всеобщее ликование, побежали в магазин...

Записал Павел Соседов

Отец любил писать письма. Из командировок, в которые родители уезжали вдвоем, писали вместе: кто-то один начинал письмо, другой заканчивал. А так как во времена моего детства жили мы большой семьей в коммуналке — конкретного адресата у писем не было, — зачитывались они на общем сборе. Часть этой квартиры занимали мы, в разные времена от одной до трех комнат, а в остальных комнатах жили наши ближайшие родственники: бабушка и мамина двоюродная сестра с мужем, детьми и внуками. На общей входной двери было написано: «Колхоз «Гигант». Три звонка». Это определение нашей семье дал друг отца Семен Мишин, и папе оно так понравилось, что он сделал соответствующую табличку. Поэтому и письма родители писали на весь «колхоз». Как правило, папа с мамой делились своими впечатлениями от увиденного за границей — такие своего рода путевые заметки.

Телефоны, даже стационарные, тогда были далеко не везде и не у всех, поэтому письма папа писал и своим родителям, и друзьям. Его писем сохранилось много. У нас есть благотворительный фонд «Цирк и милосердие». При нем существует достаточно камерный музей цирка и Юрия Никулина — находится он на улице Маросейке. Здесь же хранятся архивы. Например, семья Леонида Куксо — известного артиста цирка, драматурга и режиссера, передала в наш фонд письма, которые папа писал своему товарищу на протяжении многих лет. Поскольку Куксо работал и в разговорном жанре, и сценарии музыкальных комедий писал, папа собирал для него забавные и комические истории, случавшиеся на гастролях. Записывал какие-то шутки, которые могли бы лечь в основу реприз, и в письмах переправлял эти «жемчужины» приятелю в Москву. К столетию папы мы с издательством АСТ подготовили сборник писем Юрия Никулина к Леониду Куксо и к своей маме.

По-моему, одна из первых поездок родителей была в Японию — в начале шестидесятых. Там они купили кинокамеру — по тем временам для СССР невероятная экзотика. По возвращении они проявляли пленку, заряжали проектор, вывешивали экран и представляли нам видеоотчет, комментируя кадры. Все эти пленки я сохранил и перенес на цифровые носители.

Когда подрос, стал делать родителям заказы. Первым, конечно, стали джинсы. Представляете, классе в шестом у меня появились настоящие «левайсы», которые родители привезли из настоящей Америки! Это было очень круто — мне завидовал весь район. В школу я, конечно, джинсы не надевал, зато после школы «отрывался». Позднее у меня еще и куртка джинсовая появилась. Пытался в наши дни найти что-то подобное, но увы — таких стильных и качественных вещей сейчас не делают.

В старших классах я увлекся музыкой, играл в самодеятельном коллективе, поэтому родителям стал заказывать пластинки и музыкальное оборудование. Начинал я гитаристом, а закончил барабанщиком. Конечно, мечтал о собственной ударной установке, но не наглел, у родителей не просил — понимал, насколько сложно и дорого привезти ударные из-за границы. Из очередной поездки звонит папа: «Знаешь, есть возможность привезти тебе установку. Но я лучше машину куплю...» Я не возражал. Так у нас появилась первая иномарка — «мерседес»!

Купил ее папа на таможенном складе через знакомых. Как выяснилось, машина была старой, убитой. Ее с трудом привели в порядок.

Водить папа очень любил. А права у отца появились вот как. Родители были на гастролях в Ленинграде и там услышали историю одного человека. Этого мужчину в свое время оклеветали. Отсидев незаслуженный срок, он вышел и стал угонять автомобили у своих обидчиков. Продавал эти машины, а деньги отдавал в детские дома. В Москве папа рассказал эту историю Эльдару Рязанову. Тот пришел в восторг, сказал, что это готовый сценарий, и усадил своего соавтора Эмиля Брагинского писать литературный сценарий.

С папой. Родители мне особо ничего не запрещали. А я, в свою очередь, старался их не огорчать

Главная роль предназначалась Никулину, а поскольку нужно было уметь водить машину, с папой начал заниматься инструктор с «Мосфильма», каскадер. Инструктор приходил по утрам, и папа учился ездить, лавируя в арбатских переулках. Тогда же «под шумок» научилась водить и мама. Но потом случилась серьезная накладка: японцы подписали с Союзгосцирком контракт, по которому на гастроли должны были лететь Никулин и Шуйдин.

Вообще, если артиста приглашали на съемки, в цирке, как правило, шли навстречу. Была в этом даже какая-то «профсоюзная гордость» — артист цирка снимается в кино! Обычно всегда находили компромисс, а в этот раз сказали, что ничего изменить нельзя, подписан очень серьезный контракт, на четыре месяца, и японцы хотят видеть именно Никулина и Шуйдина. Картина «Берегись автомобиля» была уже запущена, и Эльдару Рязанову ничего не оставалось, как пригласить на главную роль другого актера — так в фильме появился Иннокентий Смоктуновский.

Зато у папы остались водительские права. А чего же им лежать — пылиться? И родители приобрели первую машину — «Волгу» универсал. Следующей машиной тоже стала «Волга» — теперь уже «24-я»...

Меня отец научил водить сам, когда мне было четырнадцать лет. Получалось у меня хорошо, поэтому папа доверял даже возить их с мамой на дачу. Автомобиль стоял в гараже, куда я имел доступ. И конечно, когда родители по три месяца пропадали на гастролях, грех было этим не воспользоваться. Брал машину, сам катался и девчонок катал. Однажды меня остановили. Прав у меня, конечно, не было.

— Как фамилия?

— Никулин.

— Без спроса взял?

— Да, без спроса.

Видимо, фамилия сыграла свою роль, потому что инспектор оставил меня за рулем, но на мотоцикле сопроводил до гаража. Я загнал автомобиль в гараж, и лишь после этого инспектор забрал у меня ключи: «Отец приедет, пусть позвонит — ему ключи и отдам». Когда родители вернулись, виновато протянул отцу номер телефона гаишника. Папа меня не наказал, он же знал, что вожу я уверенно. Ну а что взял без спроса — так и не у кого было спрашивать.

Мое счастье в том, что родители особо ничего и не запрещали. Я, в свою очередь, старался их не огорчать. Поведение в школе и вне школы у меня было вполне приемлемым, правда хромала успеваемость. Но оценки отца не сильно волновали — он ведь и сам в детстве не был примерным мальчиком и учеником.

Дом наш стоял в арбатских переулках. Время было сложным, дворовые драки — обычное явление. В некоторых районах нашей арбатской компании лучше было не появляться — побили бы. С ножами мы, конечно, не ходили, но дверные пружины с собой носили. Такие пружины раньше использовались вместо доводчика на входных дверях. К концу крепился болт, и все это обматывалось изоляционной лентой — получалось нечто вроде каучуковой дубинки. Таким орудием можно было серьезно покалечить. К середине шестидесятых многие коммуналки расселили, и жить стало спокойнее. Шпана оказалась далеко за Садовым кольцом — в новых районах, таких, например, как Останкино. Последним бандитским районом старой Москвы считалась Марьина Роща.

Школа № 43 была самой обычной, в ней и сестра двоюродная училась, и ее брат, и я туда пошел. Сегодня ее нет — закрыли. Отец в школе никогда не появлялся, а если вызывали родителей, ходили мама или в ее отсутствие — бабушка. Однажды пошла двоюродная сестра Наташа, она старше меня на десять лет. Когда вернулась с собрания, ее трясло от возмущения: «Вот гады, мне кровь портили, а теперь ему портят!»

В другой раз я, совсем обнаглев, послал на родительское собрание кузена Леву, который был старше всего на три года. Правда авантюра не увенчалась успехом — с собрания его выгнали. Кузен и кузина для меня как родные брат и сестра — мы выросли в одной коммуналке, жили одной семьей. Когда родители уезжали, я оставался под присмотром бабушки и тетки.

Родители иной раз пропадали на полгода. Например, их первая поездка в Америку длилась семь с половиной месяцев — они проехали не только Штаты, но и Канаду. Это было очень тяжело. Вернулись вовсе не пораженными увиденным, а озверевшими от вояжа и бесконечной работы. Папу вообще нельзя назвать впечатлительным человеком. Мама была другой, и ее, конечно, поразил Париж. У меня любовь к Франции от нее — и сегодня я живу на две страны.

Мои родители. Это была большая любовь — длиною в жизнь

Первый раз мы втроем поехали во Францию, когда мне было четырнадцать лет. Нас пригласил отцовский приятель Пьер, мы гостили у него три недели. После этой поездки моя жизнь на долгие годы разделилась на две части: до Парижа и после. Гуляли мы с мамой в основном вдвоем, папа этого дела не любил. Он сидел дома — общался с Пьером и его женой Ниной. Пьер Робер Леви — очень интересный человек. Он искусствовед, историк цирка: и царского, и советского, и российского. Довольно продолжительное время Пьер работал помощником Тристана Реми — известного человека в филологических и литературных кругах Франции. Реми тоже изучал историю цирка — его перу принадлежит книга «Клоуны».

Пьер во время войны был участником французского Сопротивления. За свою деятельность он оказался в фашистском концлагере, там и познакомился с Ниной. Русскую девушку немцы угнали из СССР на работы. Она с этих «работ» бежала, была поймана, и ее бросили в тот же лагерь, что и Пьера. Вот в таком страшном месте зародилась их любовь. Когда союзники их освободили, Нина осталась с Пьером во Франции, возвращаться ей было некуда — село, из которого она была родом, сожгли фашисты.

Пьер с отцом общались через Нину — она переводила, а я общался с Пьером по-английски. Пьер окончил Оксфорд, а со мной в Москве занимался репетитор. В качестве практики Пьер и Нина от меня требовали, чтобы я переводил им русские анекдоты, причем самые непереводимые, и сердились, что я неправильно перевожу, потому что им не смешно. Я защищался, говорил, что надо выбирать другие анекдоты, которые можно перевести.

Для меня английский язык долгое время оставался мертвым — ведь в школе нам преподавали немецкий, а в университете — испанский. Но сегодня я говорю лишь по-французски и по-английски. По-испански, конечно, понимаю, мы с женой довольно часто в Испании бываем, но не говорю. Моя старшая дочка живет в Германии и иногда стыдит меня:

— Ты немецкий-то выучи, подтяни.

Я лишь пожимаю плечами:

— Зачем уже мне это? Поздно. Гете и Шиллера в оригинале читать не планирую. С тобой я и на русском могу говорить, а твой муж прекрасно владеет английским.

Сегодня у меня есть во Франции дом — в местечке Антони недалеко от Орли и от Парижа, так что в некоторой степени могу считать себя французом. Хотя Париж по-прежнему не стал для меня обыденным городом — всякий раз поражает. Когда оказываюсь здесь, у меня буквально перехватывает дыхание, как в юные годы. Что меня так трогает? Чего-то одного не назову. Архитектура — да. Но и воздух тут другой. И атмосфера, и энергетика — совсем другие.

Франция — уникальная страна. Единственная в мире, где есть и море, и океан, и горы, и удивительные леса, и песчаные дюны. На достаточно маленькой территории уместилось все! Я уже не говорю про кухню, разнообразию которой нет равных. Когда мы с женой стали здесь жить, за два месяца объехали всю страну на машине. Когда собираемся с французскими друзьями, они ворчат: «Вы Францию знаете лучше, чем мы».

Свои занятия музыкой я продолжил в университете. Поступил в МГУ на журфак. Надо сказать, что мое музыкальное развитие давно остановилось на The Beatles. А в молодости я, как и все, увлекался Led Zeppelin, The Rolling Stones, Deep Purple, чуть позднее — Queen. К поступлению я даже длинные волосы отрастил. В университете у нас сложился музыкальный коллектив, который мы назвали полит-рок-группа «Плакат» — то есть группа политической песни, но при этом в стиле рок.

Музыку писали сами на стихи Маяковского, на «Песню о Буревестнике» Горького. Надо сказать, успех имели. Участвовали в самодеятельных смотрах, от института нас отправляли на фестивали. Были даже на музыкальном фестивале в Германии, а на Всесоюзном фестивале политической песни в Тольятти взяли Гран-при. Дважды выезжали по маршруту БАМа. Были в Нижнеангарске, Тынде, Северобайкальске. Этих поездок не забыть: летом там было плюс пятьдесят, зимой — минус пятьдесят. Выступали перед строителями, перед пограничниками — ездили по заставам на границе с Китаем, заезжали в Казахстан.

Водить папа очень любил. А права у него появились благодаря Эльдару Рязанову

Помню, летели в Читу, а наш клавишник Эдуард, он же художественный руководитель и композитор, забыл дома паспорт. Поскольку мы были с аппаратурой, нас пустили на взлетное поле, чтобы мы сами загрузили ценную технику. Когда пошли на посадку, выяснилось, что наш руководитель без паспорта. Конечно, в самолет его не пустили. И вот едем мы по взлетной полосе, а Эдуард стоит такой грустный на поле и машет нам. Это было весьма кинематографично — до сих пор перед глазами эта сцена прощания. Все пассажиры нам от души сочувствовали, пока я не ляпнул: «А помните, была история с командой «Пахтакор», когда футболисты улетели, а тренер остался, и самолет разбился...» В салоне воцарилось мрачное молчание, которое так и не удалось преодолеть до конца полета. Не самая лучшая шутка — понимаю.

Несколько дней в Забайкалье мы выступали без клавишника, а через четыре дня Эдуард нас нагнал — из Москвы выехал поездом Москва — Пекин. Наш друг так спешил воссоединиться с коллективом, что при посадке в поезд не учел: четыре дня в дороге надо было чем-то питаться. На протяжении всего пути его подкармливали сердобольные пассажиры — кто чем мог. С поезда Эдуард поехал сразу на концерт, а уже после слопал все, что было съестного в наших номерах.

Мы, москвичи, не были готовы к настоящим русским холодам. Прилетаем в Нижнеангарск. По нам сразу видно, что московские музыканты: короткие дубленочки, финские сапожки... А в гостинице плюс шесть. Спать легли в верхней одежде, утром первым делом побежали покупать валенки, наплевав на понты.

После института свой первый журналистский опыт я получил в редакции «Московского комсомольца». Потом прошел радийную школу «Маяка». Когда перешел работать на телевидение в программу «Время», узнал, что практически все «киты» тележурналистики прошли в свое время через «Маяк», так что и я на радио получил бесценный опыт. Помню, готовили мы пятничную получасовую программу. Наконец закончили монтаж — до эфира полчаса, а у курьера, который нес блин с записанной программой из монтажной в студию, пленка «осыпалась» — лента упала на пол и размоталась, в руках осталась одна бобина. Собрать ее обратно было невозможно, и мы, три автора, выходили в прямой эфир с исходников, запуская необходимые фрагменты на память и на глаз. Когда через полчаса взмыленные и мокрые от волнения вышли из студии, в коридоре стояли все сотрудники редакции и аплодировали нам — домой никто не ушел.

Так и на телевидении — работать в новостях мне нравилось. Всегда ощущался определенный драйв, когда знаешь, что у тебя сорок минут до эфира и нужно успеть смонтировать сюжет... В девяностые годы жрать было нечего, и правительство Москвы организовывало ярмарки выходного дня. Меня отправили в Коломенское снимать репортаж о такой ярмарке. В пару мне поставили легендарного телеоператора Вилия (Вилли) Горемыкина.

Зима, на улице мороз минус двадцать пять. Садимся в «Останкино» в служебный рафик, а в нем печка не работает. Едем на съемку, изо рта валит пар, а Вилли говорит водителю: «Слушай, давай через Котельническую набережную проедем, там мальчонку одного надо подобрать, с нами поедет». Подъезжаем к сталинской высотке, возле которой видим совершенно окоченевшего Александра Ширвиндта (в высотке он живет). Оказалось, что «мальчонка» — это он и есть, а с Вилли они дружат со студенческих времен.

Отец воевал под Ленинградом. Папа с фронтовым товарищем

— Ты где мотаешься!? — возмущается Ширвиндт. — Я уже от холода околел!

Вилли представляет меня:

— Познакомься, это Максим. Кстати, его папа сейчас строит цирк.

— Ваш папа — финн? — иронизирует Ширвиндт. (Новое здание цирка строили именно финские специалисты, и вся Москва об этом знала.)

— Если бы мой папа был финном, вряд ли я сейчас с вами ехал бы в этом промерзшем рафике какую-то хрень снимать, — парировал я.

Приехали в Коломенское, минут двадцать поснимали, а потом камера замерзла и съемки остановились. «Конец сюжета», — комментирует Вилли. Спускаемся с холма, с которого снимали панораму, внизу нас поджидает Ширвиндт: «Ну где вы ходите, я уже обо всем договорился! Пойдемте в шатер». Для администрации был разбит отдельный шатер, возле которого крутились шашлыки, дразня пролетариев столь редким для того времени ароматом жареного мяса... Кажется, все это было совсем недавно, а меж тем Вилия Горемыкина нет уже тридцать два года...

Авторизуйтесь, чтобы продолжить чтение. Это быстро и бесплатно.

Регистрируясь, я принимаю условия использования

Рекомендуемые статьи

Елизавета Боярская: «Четкий план – это моя стихия» Елизавета Боярская: «Четкий план – это моя стихия»

Жизнь Елизаветы Боярской на первый взгляд кажется идеальной

Psychologies
«Купила 5 купальников, и все открытые»: псориаз мешал мне жить, но я справилась «Купила 5 купальников, и все открытые»: псориаз мешал мне жить, но я справилась

История Зарины, которая смогла вывести псориаз в ремиссию

Cosmopolitan
Где лечиться? Где лечиться?

В какую поликлинику идти – государственную или частную

Домашний Очаг
Травоядные луговые собачки оказались свирепыми хищниками Травоядные луговые собачки оказались свирепыми хищниками

Ученые обнаружили у луговых собачек необычную модель поведения

Популярная механика
Виктория Лановская. Несколько жизней Александра Абдулова Виктория Лановская. Несколько жизней Александра Абдулова

Александр Абдулов, баловень жизни, любимец женщин, удачливый известный актер

Коллекция. Караван историй
Мой, но не распаривай: дерматолог раскрыл неожиданные ошибки в уходе за кожей Мой, но не распаривай: дерматолог раскрыл неожиданные ошибки в уходе за кожей

Все иногда совершают эти бьюти-грехи

Cosmopolitan
Моя семья и другие звери Моя семья и другие звери

История любви Николая и Татьяны Дроздовых длиной в сорок четыре года

Tatler
От Марлен Дитрих до Сары Джессики Паркер: самые модные героини кинематографа От Марлен Дитрих до Сары Джессики Паркер: самые модные героини кинематографа

10 самых известных героинь кинематографа, изменивших мир моды

Cosmopolitan
«Я всегда знала, что нельзя размениваться. И лучше быть одной, чем с тем, кого ты не любишь», — говорила Инна Макарова «Я всегда знала, что нельзя размениваться. И лучше быть одной, чем с тем, кого ты не любишь», — говорила Инна Макарова

Анжелика Пахомова рассказала о том, какой была актриса Инна Макарова

Коллекция. Караван историй
Культурные коды экономики: почему в России существуют две разные страны Культурные коды экономики: почему в России существуют две разные страны

Почему Россию все время бросает в разные крайности?

Forbes
Екатерина Гусева: «Чем больше отдаю душевных сил, тем больше получаю солнечной энергии!» Екатерина Гусева: «Чем больше отдаю душевных сил, тем больше получаю солнечной энергии!»

Я чувствую, что наполнена зрительской благодарностью и любовью

Караван историй
«Если бы ты меня любил!»: как партнер манипулирует вами «Если бы ты меня любил!»: как партнер манипулирует вами

Бывало ли у вас чувство, что с вашими отношениями что-то не так?

Psychologies
Электрошок: прошлое и настоящее Электрошок: прошлое и настоящее

Так ли страшна процедура электрошока на самом деле?

Psychologies
Физика черных списков: к чему приведет попадание МФТИ под санкции США Физика черных списков: к чему приведет попадание МФТИ под санкции США

МФТИ попал в американский черный список конечных военных пользователей

Forbes
Мой ласковый и нежный сталкер: история женщины, для которой преследователь стал единственным родным человеком Мой ласковый и нежный сталкер: история женщины, для которой преследователь стал единственным родным человеком

Историю девушки, которая искала смысл жизни, а нашла телефонного маньяка

Esquire
Не узнает лицо и не зарядится: чем грозят попытки самостоятельно починить смартфон Не узнает лицо и не зарядится: чем грозят попытки самостоятельно починить смартфон

Стремление сэкономить на ремонте телефона привести к еще большим расходам

Playboy
В каких странах, кроме России и КНДР, еще есть мавзолеи В каких странах, кроме России и КНДР, еще есть мавзолеи

Традиция строить мавзолеи прижилась именно в социалистических странах

Maxim
Включили цвет Включили цвет

Жители этих районов в разных уголках мира не знают, что такое серые будни

Лиза
Женщина-легенда: почему все фашисты боялись санитарку Марию Байду Женщина-легенда: почему все фашисты боялись санитарку Марию Байду

Подвиг санитарки Марии Байда остался в памяти людей навсегда

Cosmopolitan
«Вайфшеринг»: Истории 3 девушек, которые легально изменяют своим мужьям «Вайфшеринг»: Истории 3 девушек, которые легально изменяют своим мужьям

Некоторые мужчины возбуждаются от того, что им изменяют

Playboy
Кожа стареет быстро из-за этих пищевых привычек: увы, они у тебя есть Кожа стареет быстро из-за этих пищевых привычек: увы, они у тебя есть

Список пищевых ошибок, работа над которыми улучшит состояние кожи

Cosmopolitan
Простой чек-лист для тех, кто переживает за кибербезопасность Простой чек-лист для тех, кто переживает за кибербезопасность

Не допустим воровства аватаров в метавселенных!

GQ
«Девочки» выросли: дружба, отношения и поиск себя в сериале «Женщины за сорок» «Девочки» выросли: дружба, отношения и поиск себя в сериале «Женщины за сорок»

Четыре героини, большой город, отношения с мужьями, настоящая дружба

Forbes
Большой город Большой город

Почему большие города не теряют своего значения и продолжают увеличиваться

Esquire
Декольте, бархат, роскошные ноги: что нужно знать о стиле красавицы Шейлин Вудли Декольте, бархат, роскошные ноги: что нужно знать о стиле красавицы Шейлин Вудли

10 самых ярких образов Шейлин Вудли, в которых она выходила в свет

Cosmopolitan
Шахматы на воде: почему яхтинг — увлечение для успешных карьеристов Шахматы на воде: почему яхтинг — увлечение для успешных карьеристов

Как яхтинг помогает бизнесменам расслабляться

Forbes
Личинки данио-рерио успели починить ДНК в нейронах за шесть часов сна Личинки данио-рерио успели починить ДНК в нейронах за шесть часов сна

Эффективность репарации ДНК в нейронах данио-рерио зависела от количества сна

N+1
«Мы знакомы всего пять часов, а он уже предложил мне съехаться» «Мы знакомы всего пять часов, а он уже предложил мне съехаться»

Онлайн-знакомства: мы никогда не знаем, с каким человеком встретимся на свидании

Psychologies
Безопасные инвестиции. Что надо знать новичку на фондовом рынке Безопасные инвестиции. Что надо знать новичку на фондовом рынке

Чем руководствоваться, чтобы старт в инвестициях оказался эффективным?

СНОБ
Почему Иуду изображают в желтом? Отрывок из новой книги Мишеля Пастуро Почему Иуду изображают в желтом? Отрывок из новой книги Мишеля Пастуро

В своей новой книге Мишель Пастуро рассказывает о желтом цвете

СНОБ
Открыть в приложении