Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Антон Хабаров: «Многим кажется, что я рубаха-парень. Но у меня сложный характер»
«Я тут подумал: если умереть завтра, могу сказать, что прожил очень счастливую жизнь. Это так здорово. Я любим, я люблю, у меня есть много закрытых потребностей, которые не закрыты у других людей. Я делаю то, что хочу. Я свободен — ну, в рамках того, как можно быть свободным. Могу сказать нет тем, с кем не хочу общаться, могу сказать да, с кем общаться хочу. Это редкость...»
— Антон, совсем скоро на экраны выйдет долгожданное продолжение сериала «Казанова». Хотелось бы с него начать. Честно скажу, когда я посмотрела сюжет, поняла, что это такая странная вещь. По сути, главный герой — нечестный человек, какой-то очень сложный. Я считаю, что здесь мастерство актера — вызвать к нему симпатию...
— Наверное, больше даже глубина взгляда на этого персонажа. Потому что отрицательные и злые вещи — это все происходит по определенным причинам. Вряд ли существуют какие-то изначально отрицательные люди.
Вот сейчас в театре мы делаем «Дон Жуана», тоже непростой образ... В народе Дон Жуан — это что-то такое легкое, а на самом деле страшный человек, который верит только в одно — «что дважды два — четыре». И все, во все остальное не верит. Людей рядом с собой просто убивает. Поэтому тут важна глубина взгляда на человека.
— Скажите, был трепет, когда первый сезон зашел, а второй должен быть не хуже?
— Да, перед чтением сценария было такое. Когда начал его читать, думал, в первом сезоне все так уникально, что же можно написать во втором? Но он даже лучше, чем первый. Написан интереснее, другие линии выведены. Там будет противостояние между мной и Сережей Угрюмовым.
— Антон, раньше в интервью вы говорили, что работы в кино не так много, как хотелось бы. Сейчас, наверное, уже достаточно?
— Хорошей не так много. И я, конечно не конвейерный артист. От многого отказываюсь!
— А как вы можете себе позволить быть самим собой в наш век конвейерного актерского бизнеса?
— Не знаю. Во-первых, рядом со мной близкие люди, прежде всего моя жена. Даже, честно говоря, удивительно, что мы сейчас, на интервью, не вместе. Мы с ней единое целое уже, 26 лет вместе. Так что поддерживает в моих решениях моя семья.
— В общем, жена не говорит вам: «Слушай, ты должен был заработать, а пришел без гонорара»?
— Но я и зарабатываю. Да, меньше, чем если б снимался во всем подряд. Но я понял... Виктор Сухоруков как-то говорил, что, если ты не владеешь заводами и фабриками, тебе просто нужна определенная сумма для комфортной жизни, и она не такая большая, как всем кажется. Она подъемная, я могу ее заработать. Конечно, иногда иду на компромиссы, но в этих компромиссах я просто выношу людям мозг.
— Второе, что мне не понравилось — ну это я так говорю «не понравилось», — то, что вы входите в детали, вы подробный.
— Ну да, стараюсь.
— Знаю этот подход, и я удивилась, что в наше время еще кому-то хочется это делать.
— Главное, что кому-то хочется это смотреть. Потому что, если бы не было обратной реакции от зрителей, я, наверное, был бы менее подробным при подготовке к роли. Если это кому-то нужно, для меня это очень важно. Вот сейчас играю следователя. Я позвонил в Следственный комитет...
— Вот это да! Просто позвонили?
— Да, просто позвонил. Мне сказали: конечно, приходите. Встретился со следователем — прекрасный человек, он мне все рассказал. Я немножечко обалдел от того, как на самом деле должен выглядеть следователь в нашем кино и как он должен мыслить. Потому что все, что я видел в кино до этого, с реальностью не совпадает... Да, мне просто интересно так готовиться к роли, так жить интереснее. Попробовать сделать что-то настоящее, потому что по-другому мне просто скучно. А иначе зачем тратить свое время? Это вообще самое дорогое, что есть у человека.
— А удается время отслеживать, что день проведен реально плодотворно, нигде я не потерял?
— Нет, конечно. Время летит как-то очень быстро. Стараюсь заполнять его, но иногда настроения нет, иногда ничего не хочется. А к концу года я вообще уставший — год тяжелый был.
— В общем, в кино вы сейчас довольны теми работами, которые пришли?
— Да, очень. Потому что ты занимаешься чистым творчеством. Допустим, в «Казанове» создаю человека из своего детства, которого никто не знает, а знаю только я. Его потом все любят, говорят, это мой любимый персонаж, а это так здорово, прямо настоящее творчество, точно чистое, за этим больше ничего не стоит. Но такие проекты, по моей статистике, бывают раз в семь лет. Все остальное...
— Как и у всех.
— Как и у всех. Банионис вообще сказал, что у него две картины, это с Тарковским «Солярис» и «Мертвый сезон». А у него более 80 работ в кино.
— Ну еще и время меняется. Наши актеры не могут жить так, как жили великие старики.
— Могут.
— Но не хотят.
— Не хотят, да. Моими любимыми современными артистами являются Кирилл Пирогов и Никита Тюнин.
— Да, я помню ваше высказывание про Пирогова. Думаю, то, как вы умеете восхищаться коллегами, очень редко в актерском мире.
— Они колоссальные артисты, живут театром, преданы ему как никто. Поэтому могут, могут. Модный — не всегда хороший, я в этом убедился. Как у Даля в дневниках есть такая запись: если ты становишься популярным, это одно из самых плохих качеств твоего таланта. Ну что-то такое было. Я долго эту мысль не понимал, потом осознал. То есть ты, условно, садишься на три ноты и долбишь по ним. Сейчас мало артистов, много типажей — ну это в профессиональной сфере. Я, например, так отделяю. Типаж — это когда вот он такой и такого же играет. А артист — это человек, который может сыграть много разных характеров и измениться не только внешне, но и внутренне, что самое сложное. Измениться внешне — это когда на тебя работает индустрия: ракурсы, грим, усы, костюмы. А поменяться внутренне очень сложно.
— Антон, как вам удается физически выносить ритм? Потому что я знаю, что съемки — это 12-часовые смены, всегда ранний подъем. Сейчас актеры прямо пашут...
— Но и раньше пахали... Мне кажется все-таки, это какие-то капризы нынешнего времени: «Ой, я устал, ой, как много работы...» Басилашвили рассказывал, как они ночевали в «Красной стреле», просто жили в ней, потому что играли у Товстоногова в Питере, а снимались в Москве. И многие фильмы снимали практически всегда ночью. У нас такого нет, я не работаю ночные смены подряд. Поэтому вряд ли такая разница — сейчас и тогда, это просто красиво звучит на словах. Пахали всегда.
Нормально выживаю, как и все, — как и хирурги, как и главные редакторы, у вас же тоже дедлайны есть. Только в этом случае психика немного перегружается, вот с ней надо как-то работать, кому что помогает.
— Антон, у вас много ролей в Губернском театре. Театр — это время, силы и это не всегда имеет отношение к медийности, к популярности. Для чего вам это надо?
— Мне это дает... Вообще, такими словами, конечно, в современном мире как-то стыдновато разбрасываться, но это как бы моя миссия. Я вообще пошел в эту профессию, чтобы людям помогать, чтобы отвлекать их от проблем, чтобы рассказывать о своих болях через их боли. Зрителей в зале не боюсь, у меня всегда праздник, что есть люди, которые поймут то, о чем я говорю, — и это большое счастье. Вот поэтому я и сижу в театре. Не из-за денег, не из-за известности... Сейчас активно идут репетиции спектакля «Дон Жуан. Новый миф». Режиссер Максим Меламедов выстраивает неоднозначный образ Дон Жуана в вечном конфликте добра и зла.
— Вот еще одна роль, в которой я не знаю, что еще можно найти. Я на стольких была...
— Там можно найти разговоры двух людей, как мы нашли, вообще о добре и зле. Ведь что делает Дон Жуан? Он просто уничтожает других людей, ему все равно, он берет нищего из церкви, говорит: «Давай богохульствуй, потому что бога-то нет, вообще ничего не существует».
— Но обычно рассматривают его отношение к женщинам.
— Ну это если... Блин, я не знаю, наверное, надо вообще ничего не читать, чтобы так плоско воспринимать.
Я это не вам говорю. Ну если Мольер закрыл эту пьесу после 15 представлений, значит, там что-то было.
— Напомните, почему он закрыл представление?
— Потому что король и духовенство ему сказали: вот такое нам показывать не надо.
— Зрительницы придут посмотреть на красивого актера, талантливого. Так что красоту, костюмы никто не отменял.
— Конечно, никто не отменял. Но как-то никогда у меня не было таких ролей в театре, где я просто стою в красивом костюме. И когда на Астрова приходят, там тоже видят упитого просто в ноль человека, там даже какие-то нецензурные словечки проскальзывают... Тем не менее все нормально. Зритель — он приходит, а дальше с ним можно делать все, что тебе хочется. И если это талантливо и хорошо, никаких проблем нет вообще, просто нет. Он с удовольствием послушает общие размышления о добре и зле.
— Есть еще что-то, что умеете, но пока не было роли, чтобы это проявить? Вот я знаю, что вы много лет занимались спортивными бальными танцами. Это тяжелый труд.
— Да, это физический вид спорта. Там один тур венского вальса равен, по-моему, пятикилометровой пробежке. А ты за турнир танцуешь четыре только одного венского вальса, а их всего 12 танцев — четверть, полуфинал, финал. Танцы — это еще такая опция в моем арсенале, которой я редко, но пользуюсь. Как и фортепиано. Для первого сезона «Казановы» я сам играл «Ноктюрн» Шопена, а сейчас играю Бетховена, тоже разучил. Садишься, с учителем разбираешь, потом учишь сам.
— У вас дома пианино?
— Да, дома. Я вообще немножко какой-то... Не знаю, какое произвожу впечатление со стороны... Мне иногда кажется, я вообще человек занудный, скучный. Люблю шахматы, например. Для меня самое главное достижение 2024 года — что я с Дубовым Данилой, чемпионом мира, продержался 48 ходов, занял первое место, совершил всего одну ошибку. Дубов тренировал Магнуса Карлсена, и я на сеансе одновременной игры сделал такое достижение. Играю в шахматы очень много, тренируюсь с чемпионами мира.
— Как это сейчас происходит? Онлайн?
— Онлайн, конечно. Играешь со всем миром. Есть специальные программы. Если у тебя рейтинг хороший, то тебя допускают играть с чемпионами. Сейчас я на уровне второго разряда. Могу играть на уровне первого, но надо больше тренироваться.
— То есть вы могли бы быть в этой области профессионалом, по сути?
— Вообще, да. Про меня писало «64 Шахматное обозрение». Потому что я выиграл у мастера спорта по шахматам. Вот такие интересы... Сейчас жду, например, проигрыватель старый, 1954 года, очень люблю винил, ребята его апгрейдят. Такими вещами я живу.
— Слушайте, я первый раз наконец-то увидела того, кто слушает винил.
— Это я. Еще собираю предметы искусства, очень люблю, у меня дома много рукописных работ Юрия Борисовича Норштейна, есть иллюстрации из «Мастера и Маргариты» — я приобрел шикарные, которые были в доме Булгакова, просто какие-то колоссальные.
— Теперь я не буду задавать вопрос, что вы умеете по жизни и чем станете зарабатывать, если актерство отменят. Потому что, наверное, при желании это можно и монетизировать.
— Конечно, можно все сделать, но я об этом не думаю. Предложения в кино есть, слава богу. Сам иногда, клянусь вам, с таким количеством отказов думаю: «Господи, еще что-то и предлагают!»