Коллекция. Караван историйКультура
Алексей Рыбников: «Все, связанные с «Юноной и Авось», получили награды и премии, кроме меня»
«После «Юноны...» меня вызвали в КГБ и предложили сотрудничать. Я отказался, сказав, что это далеко от того, чем я занимаюсь. После этого мне «перекрыли дорогу». Против моего 80-летнего отца возбудили уголовное дело, типа он свою машину не так купил или не так продал. Дома были обыски. Я судился с Министерством культуры СССР. В общем, с системой столкнулся серьезно».
— Алексей Львович, мы с вами совершенно случайно встречаемся в Международный день музыки. Или не случайно, как вы думаете?
— Учитывая, сколько «случайностей» было в моей жизни, думаю, вряд ли...
Вот свежая «случайность»: новый фильм «Буратино», к которому я написал музыку, выходит в прокат 1 января 2026 года. Когда это выяснилось, я подумал: «Мамочки! Да он же выходит ровно через 50 лет!» Тот фильм «Приключения Буратино», который помнят зрители, был показан по телевизору 1 января 1976 года. Кинопроизводство подгадать невозможно. И никто про это не думал, так получилось.
У меня такое ощущение, что современное поколение детей ту картину уже не смотрит, детские фильмы снимаются сейчас совершенно по-другому, с другим стилем повествования. А музыку к фильму по-прежнему продолжают любить. Когда мне сказали, что будут снимать новую версию «Буратино», я жутко испугался, что будет тот же классический сюжет, который сочинил Алексей Толстой. Но здесь сюжет оказался совсем другой, с другим подходом. Мальчик действительно деревянный, и весь фильм строится на том, что все понимают, что он не живой. И в новом варианте папа Карло открывает дверь своей каморки в самом начале, а не в конце, как раньше. Песни те же самые, но аранжировка, конечно, уже современная. И некоторые мелодии трактованы по-другому. Надо сказать, что Алексей Толстой очень свободно интерпретировал первоисточник — «Пиноккио» Карло Коллоди. У того нет ни Карабаса-Барабаса, ни Мальвины, ни черепахи Тортилы, ни Дуремара. На Западе чуть ли не каждый год выходят новые и новые фильмы «Пиноккио». Меня так поражает, что у нас если снята картина по произведению, то уже никто не имеет права прикасаться к этому сюжету.
А вообще, почему каждое новое поколение режиссеров не может предоставить новый взгляд на «Войну и мир», на «Анну Каренину», на «Буратино»? Любой может высказаться на эту тему. А некоторые, еще не видя фильма, возмущаются: как можно покуситься на этот сюжет?
— Мне кажется, в последнее время как раз появляется много ремейков... А вы, я слышала, уже готовы «покуситься» даже на «Юнону и Авось»?
— Есть один проект, связанный с «Юноной и Авось», который может осуществиться. Но пока еще рано об этом говорить. То, что написал Андрей Вознесенский, было его фантазией на эту тему, которая не особо имела отношение к реальным подробностям и действительности. Основные исторические факты останутся неизменны: поездка графа Николая Резанова в Америку, встреча там с Кончитой, отъезд его за разрешением на брак и ее ожидание. А на антураж вокруг этого можно взглянуть по-новому. Если сейчас нам удастся это сделать, я буду очень рад.
— А пока эта рок-опера уже 44 года радует зрителей. Алексей Львович, как создавались основные мелодии этого произведения?
— Первый акт «Юноны и Авось», где действие происходит в России, мы сочинили достаточно быстро, моя музыка легла на стихи Андрея Вознесенского. Там было много молитв, которые, так сказать, определили все это звучание. А дальше начиналась Америка.
Как только мы взялись за нее, сразу все стало картонным, каким-то непонятным. Здесь, в России, мы умеем сильно переживать и понимаем, как это происходит, а там все чуждое, незнакомое. Непонятно было, как захватить зрителя. И тут я вспомнил о мелодии, которую сочинил в прекрасный период своей жизни, в 70-е годы, к мультфильму «Бедная Лиза». Это такой наивный сентиментализм.
Музыку в этом стиле многие музыканты совершенно не приемлют. Это вальсы Грибоедова, это полонез Огинского — знаете, вот такие лирические мелодии, похожие на какую-то музыкальную шкатулку. Мне такой стиль очень нравился. А действие «Юноны...» происходило в начале XIX века. И я подумал, почему бы этому сентиментализму не зазвучать в Америке, где такие мелодии в то время были очень популярны.
Когда Вознесенский это услышал, он пришел в восторг. Я помню, он мне по телефону продиктовал стихи: «Для любви не названа цена, лишь только жизнь одна». И я сразу спел, не положив трубки... В общем, мы друг друга поздравили, что это получилось. На пластинке, которая вышла до спектакля, песня звучит и на испанском языке. Потом в какой-то момент мы решили, что герои во втором акте будут говорить по-испански. И как только зазвучал испанский, вся картонность исчезла. Они сразу зазвучали органично, и все встало на свои места. За мелодию «Белый шиповник» мне сам Никита Богословский дал премию.
Дальше возникла еще проблема. По сюжету Кончита умерла в монастыре, а Резанов еще за 35 лет до этого умер, все закончилось. И мы, вся труппа «Ленкома», сидим, и у всех появилось ужасное ощущение печали, тоски. Получается, зрители должны мрачно разойтись по домам. Начали думать, что же может быть еще. И вот тут я говорю: «Когда люди умирают, их души уносятся куда-то ввысь, и там они соединяются, происходит это торжество любви, которое невозможно было в нашей земной жизни, для этого надо было оторваться и улететь туда».
И я сочинил «Аллилуйю». Абсолютно, ну сто процентов необычную мелодию, потому что она очень длинная и ноты там тянутся очень долго.
Позже, когда мы приехали в Индию, выяснилось, что это популярная там рага, которая очень часто в этих краях звучит. Это закон построения крупной музыкальной формы для многих музыкальных культур — и для индийцев, и, например, для тувинцев. Они берут основной тон, а потом прибавляют обертоны. И вот эти естественные обертоны звучат и в «Аллилуйе». Таким образом, получилась какая-то универсальная музыкальная формула, где заложен диапазон от трогательной лирики до огромной мощи. И публика уже которое десятилетие встает во время звучания «Аллилуйи»... По-другому просто быть не может. Так неожиданно появилась эта тема: незапланированная, не задуманная, абсолютно не хитовая, разрушающая все законы написания хитов и тем не менее ставшая невероятным хитом.
— А есть законы, по которым пишутся хиты? И понимаете ли вы на этапе сочинительства, что это будет хит?
— Вообще, загадка творчества остается вопросом для ученых, для психологов, для всех, кто исследует его. Почему вдруг одна музыка сейчас же начинает слушаться и слушается целое столетие, а другая вообще никак не воздействует? Ну что такое хит? Мой учитель Арам Ильич Хачатурян говорил нам: «Вы должны добиться того, чтобы создавать такие музыкальные образы и темы, которые гвоздем вбивались бы в мозг слушателя. Чтобы он даже при желании не мог отделаться от этой мелодии, потому что она запоминается, она воздействует на него, на его жизнь». Это очень точный образ. И композитор, у которого нет ни одного хита, ни одного шлягера, он не понимает, почему так. Ведь мы все пользуемся одними и теми же простыми средствами, простыми нотами, простыми гармониями.
С материалистической точки зрения бытие определяет сознание, но музыка опровергает этот материализм. В музыке сознание стопроцентно определяет бытие.
Вот вы знаете, как процесс мышления выглядит с научной точки зрения?
Когда человек раздражает глаз, он выделяет слезы; когда у него насморк, он выделяет известно что. Когда появляется аппетит, у него выделяется желудочный сок. А когда человек думает, то нейроны выделяют мысли? А мысли потом воплощаются в звуки? Получается, что в искусстве все наоборот: все, что мы видим вокруг нас, — это сначала придумано, потом воплощено. То есть все перевернуто.
И эта загадка вдохновения. Творчество — это божественный процесс. Все, что не божественное, — это не творчество. С другой стороны, это и труд, и вкус, и контроль... Потому что, бывает, «сверху» приходит импульс, ты пишешь, пишешь... А с утра смотришь на это и все выбрасываешь. Это сложный процесс, и он часто бывает ошибочным. Но когда получается что-то божественное, ты это сразу чувствуешь.
Для себя лично я вывел такое правило: если сочиняю музыку для кино или какую-то песню и сам получаю от этого удовольствие, радость, значит, получилось! Возникают вот эта легкость и удовольствие от самого процесса творчества, просто получение радости, очень быстрой, мгновенной радости. При этом, как правило, окружающие меня близкие — жена, друзья — говорят, что им это нравится, и продолжают это напевать. Так у меня было и с «Буратино», так у меня было и с «Красной Шапочкой». Все сочинялось быстро, легко и в удовольствие, никакого напряжения не было. Поэтому для меня это отдушина и радость — сочинять такую музыку.
— А «Юнона и Авось»?
— «Юнона и Авось» сочинялась радостно, но она принесла мне много сюрпризов.
— В каком смысле? Кому-то не пришлась по вкусу?
— Да нет, очень пришлась по вкусу. Я не пришелся по вкусу.
Вы книжку мою не читали? Я вам сейчас подарю «Коридор для слонов».
После «Юноны...» меня вызвали в КГБ и предложили сотрудничать. Я отказался, сказав, что это далеко от того, чем я занимаюсь. После этого мне «перекрыли дорогу». Против моего 80-летнего отца возбудили уголовное дело, типа он свою машину не так купил или не так продал. Дома были обыски. Я судился с Министерством культуры СССР. В общем, с системой столкнулся серьезно. Все, связанные с «Юноной...», получали награды, премии, деньги, кроме меня.
И только в начале этого века, когда власти поменялись и уже исчезли те люди, которые имели непосредственное желание, намерение меня уничтожить, тогда мне снова «открыли кислород».
— А как вы выживали все это время?