Виталий Хаев. Морской характер
Кино — мир в мире, иллюзия, создающая иллюзию. Туда нельзя заходить кому попало. Это как Ватикан. Оказавшись внутри, рискуешь забыть, что снаружи тоже есть жизнь, что время твое уходит... Живешь персонажами, забывая про себя. А потом — бац — и полтос стукнул!
В фильме-катастрофе «Ледокол» на долю моего героя выпал весь юмор, насколько он возможен в подобной ситуации: на корабль надвигается смерть в виде громадного айсберга, а я даю ему панибратское прозвище Семен Семеныч, тем самым разряжая атмосферу в этой сложной истории с мужским характером. Режиссер Николай Хомерики собрал весь генофонд российского кино — Петю Федорова, Сергея Пускепалиса, Алексея Барабаша, Александра Яценко... Загнал на корабль и задумал утопить. Шучу.
Компания подобралась отличная, оказавшись в замкнутом пространстве экспедиции, все быстро сдружились. Уличные сцены снимали в Мурманске. Случалось, погода нам подыгрывала: метель стеной, отходишь от товарища на расстояние вытянутой руки — и в момент потерялись! Только камера тебя видит. В таких условиях мы искали пропавшего в снегах героя Пети Федорова. А когда доснимали в Севастополе, снегопад нам устраивали из обрезков купюр с монетного двора, которые развеивали над палубой два огромных вентилятора — в буквальном смысле пускали деньги на ветер! Сцены внутри корабля сняты летом в Крыму: за бортом плюс тридцать пять, наша консервная банка разогревается до сорока, а мы в ватных штанах, шапках, тулупах! Однажды заработал тепловой удар: раз — и обмяк. Был спасен коллегами по площадке.
— Правда, что вы с детства хотели быть моряком, а вовсе не актером?
— Детство никак не отражается на жизни будущей, но это счастливое время, беспечное. Рос я в Мытищах, в то время там были одни поселки. Туалет на улице, огороды... Горсть малины с куста в одну руку, крыжовника в другую — и в рот по очереди. У соседа была свинья. Проходя мимо, по носу ей — щелк! И все развлечения... Еще мог после дождя по щиколотку стоять в воде и смотреть, как текут ручейки: бросал туда всякие веточки, запускал бумажные кораблики и фантазировал, как они доплывают до моря... Домой прибегал по уши мокрым и постоянно болел ангиной. Такова расплата за мечту об океанах.
У родителей были совсем не романтические профессии: папа Евгений Михайлович — инженер, мама Татьяна Григорьевна — чертежница в воинской части. Они всю жизнь прожили в Мытищах. Бабушка Анна с дедушкой Григорием по маминой линии приехали туда с Сахалина, нарожали семерых детей. Я оказался первым внуком в семействе — вся любовь бабушки, с которой был особенно близок, дедушки, дядек и теток досталась мне. Повезло! Ведь потом таких, как я, у них появилось бессчетное количество. По папиной линии дед погиб на войне, а бабушку я никогда не видел.
По характеру я в мамину родню — все жизнерадостные, открытые, поющие на застольях. Класса с пятого мои музыкальные родственники решили, что ребенок должен играть на трубе. Какое-то время я пыжился, был горнистом в пионерлагерях, пока однажды не «забыл» намеренно свой инструмент на лавочке возле музыкальной школы. Тогда меня отдали на единоборства. Поскольку рос на улице, умение драться оказалось нелишним: мальчишки всегда вожака выбирают в стае, кто сильнее — тот и главный. На первом занятии тренер спросил: «Можешь сделать бросок?» Я пинками всех раскидал. Через неделю меня уже взяли на соревнования.
Мытищинские пацаны часто сходились район на район, танцы тоже, как правило, заканчивались боями. Дрались мы на своей танцплощадке под Богдана Титомира и группу «Ария», которые только начинали свой творческий путь и пробовали силы на уличной эстраде. Опять же, кто сильнее — тот и девчонкам нравится. Я в школьные годы легко мог пригласить девушку на танец, стеснение пришло позже, когда стал осознавать, что делаю. Это сейчас дети в семнадцать лет уже живут вместе, а тогда поцеловаться — целая проблема!
В те годы ничто не предвещало, что когда-нибудь я свяжу жизнь с актерством. Разве что любил театральные радиопостановки: «Бронзовая птица», «Два капитана»... Они завораживали. А известные люди в телевизоре вообще казались сродни богам: Боярский, Терехова, Караченцов. Смотрел, допустим, «Собаку на сене» и пытался представить их жизнь: что за работа такая — просто ходить и петь? Впечатления от кино и спектаклей убеждали в одном — жить актерам не скучно. При этом по-прежнему продолжал мечтать о путешествиях и после школы отправился в Новороссийск поступать в мореходное училище.
Абитуриентов поселили в казарму с довольно жестким распорядком, который никак не совпадал с мечтами о свободе и романтических странствиях. Я-то думал: сяду в подводную лодку, как капитан Немо, и увижу другие миры. А тут все строем ходят. Понял, что не смогу провести в таком месте пять лет, после первого экзамена уехал домой — и сразу загремел в разведку военно-морского флота! Причем на три года.
И я, почти как капитан Немо, не раз опускался на дно морское в водолазном костюме, однако иных миров не наблюдал. Балтика грязная, вся работа велась по приборам. Иногда находили на дне «сокровища», упавшие с кораблей. Обнаружили как-то банку печени трески размером с таз! Нажрались, она ведь жирная — что с нами было... Позже поведал эту историю драматургам братьям Пресняковым, и она вошла в их пьесу «Изображая жертву». Отец главного героя, моряк, рассказывает сыну, как выловил «в океане рыбу в консерве»: «Не того ты, сынок, боишься! Нас выворачивало наизнанку, и казалось, это никогда не кончится».
После армии связь с сослуживцами разорвалась лет на двадцать. А года три назад вдруг нашли друг друга с Артемом Беуловым, ныне бизнесменом из Екатеринбурга. Сначала в Интернете списались, потом встретились — и будто не расставались! Сегодня созваниваемся по скайпу, ездим в гости и рассуждаем, что сбылось в жизни, что нет. Как-то Артем мне сказал: «Всегда знал, что артистом станешь». Кстати, я ему и это интервью проспорил. Он не раз спрашивал: «Почему на телик не ходишь, с журналистами не общаешься?» Втянул в один спор — я продул, теперь год должен интервью раздавать. Уж сколько раз корил себя за азарт, однажды после проигранного пари висел на балконе двенадцатого этажа... С тех пор знаю: мне «на интерес» играть нельзя — не смогу остановиться! Разве что в актерской профессии азарт лишним не бывает.
Товарищ прочил мне киношное будущее видимо потому, что в армии я участвовал в художественной самодеятельности и неожиданно увлекся. Сразу после службы устроился в Москонцерт, играл Кощея Бессмертного в сказке, с которой объехал всю Россию. Читал стихи в театрально-музыкальных постановках цыганского ансамбля Вишневских, где танцевала моя первая супруга Жанна, наполовину цыганка.
Я сразу влюбился в свою Эсмеральду, но претендентов на ее руку и без меня хватало, так что за даму сердца пришлось побороться: однажды на темной улочке чуть не порезали... Но Жанна выбрала меня. Расписались практически сразу, раньше так было принято: в двадцать четыре года уже пора семьей обзаводиться. Жили у тещи. Свадьбу не помню, зато развод вышел ярким — в ЗАГСе закружились в вальсе. Нам говорили:
— Вы что, идиоты? Любите же друг друга! Зачем расстаетесь?
Отвечали хором:
— Пишите, пишите, а мы пока потанцуем.
Легко сошлись и так же легко разошлись: чего страдать, когда вся жизнь впереди? Я к тому времени поступил в Щукинское — решил попробовать и меня взяли.
— Там и встретили вторую жену?