Вячеслав Воскресенский. Возвращение Финиста
Я получил главную в жизни роль в очереди за колбасой. Приезжаю однажды из Рязани в Москву. Как всегда, бегом в гастроном. И вдруг чувствую на себе пристальный взгляд. Подходит женщина: "Хотите сниматься в кино? На Киностудии Горького начинается работа над сказкой "Финист - Ясный Сокол". Вы нам подходите". Я опешил и ущипнул себя за руку: неужели не сон?
Я родился в Сибири, в городе Тюмени, в совершенно нетворческой семье. Моя мама Елизавета Игнатьевна большую часть жизни проработала агрономом, занималась озеленением. Папа Константин Александрович был стражем порядка. Окончил Омскую школу милиции после войны. Но я появился на свет до его выпускного, ведь он изредка все же вырывался домой с учебы.
Вскоре после моего рождения отца отпустили в увольнение — повидаться с семьей. Примчался в Тюмень, схватил конверт со мной и на радостях откинул закрывавшее лицо одеяльце. Хотел посмотреть, на кого сын похож. На дворе стояла глубокая осень, подул ветер, я глотнул холодного воздуха и тут же схватил воспаление легких. До пяти лет болел им шесть или семь раз.
Детей в семье было четверо, и все — мальчишки. Владимир, Юрий, Игорь и я — старший. В школу пошел в шесть лет, учился неплохо. Как все дети, иногда хулиганил и дрался. Уже тогда впервые проявились мои актерские способности: я очень любил петь частушки. Когда по праздникам собиралась наша многочисленная родня, меня всегда ставили на табуретку и просили: «Славик, дай жару!» И я давал. Сначала частушки были безобидными, но я быстро освоил куплеты «с перчиком». Слушая мой детский голосок, выводящий нецензурщину, взрослые одновременно хохотали и краснели.
Тюменский драматический театр находился рядом с нашим домом. Папина мама, бабушка Нина, решила культурно воспитывать внука и отвела меня на спектакль в Театр кукол, который находился в том же здании. Сейчас уже не вспомню название первого спектакля, который посмотрел. Но навсегда сохранил чудесное ощущение, возникшее в душе. Сначала бегал в театр по выходным, потом чуть ли не каждый день. Весь детский и взрослый репертуар знал наизусть. Поняв мою страсть, отец стал использовать ее в воспитательных целях. Самым строгим наказанием было: «В театр не пойдешь!» Так что учиться я продолжал без двоек и троек.
Отсвечивал в театре постоянно и вскоре стал своим. И вот в 1957 году получил первую роль в спектакле по знаменитой тогда пьесе «Кремлевские куранты» — лежал на печи с другими ребятами в сцене, где Ленин заходит в крестьянскую избу. Дверь отворяется, я смотрю на Владимира Ильича и спрашиваю:
— Кто это?
— Молчи, дурак, это ж Ленин! — в ответ охали взрослые.
Так что начинал я не с массовки, а сразу получил роль со словами.
Сказать, что играть было счастьем, как-то неправильно. «Счастье» — слишком короткое и необъемное слово. Это было Нечто. Практически все школьные годы я провел за кулисами и на сцене и даже не сомневался, что стану актером. Раз уж прижился здесь, значит, так тому и быть. И вот — поступил в студию при театре. Городу я уже был известен, как говорится, в лицо. Подростком начал трудиться и на местном телевидении. Играл там в телеспектаклях, участвовал в КВН и вел детские дневные передачи. Вернее, с серьезным видом говорил в микрофон: «Здравствуйте, ребята» и «Дорогие друзья! На этом передача закончена». Больше от меня как от ведущего ничего не требовалось. А еще играл главные роли в народном театре при Дворце культуры «Железнодорожник». Так что среди двадцати абитуриентов уже тогда выделялся, экзамены сдал легко.
Учились мы четыре года. Большую роль в моем творческом взрослении сыграл мастер Юрий Николаевский. Его уже нет в живых, я и сам давно разменял седьмой десяток... На первом курсе дали главную роль в детском спектакле. А после выпускного всех шестнадцать студентов забрал к себе интересный молодой режиссер Эдуард Симонян. Мы поступили в областной челябинский Театр имени X-летия Октября.
Там у меня вскоре возник роман с актрисой Людмилой Денисенковой. Люся была замужем, но отношения в семье разладились, брак их давно уже стал абсолютной формальностью. Она ушла ко мне, в 1970 году у нас родилась Юля. Наш союз был настоящим и крепким, я стараюсь помнить только хорошее. Тем более что Люси уже нет в живых. А с Юлькой мы очень близки и часто общаемся. Она живет в Екатеринбурге, замужем, подарила мне внуков — Матвея и Лизу.
Так вот, с Люсей мы решили вместе уехать с Урала и попытать счастья в Тамбове, куда нас пригласил главный режиссер театра. Переехали, отработали несколько лет, потом нас «посватали» в Рязань.
В то же время я получил главную в своей жизни роль — в очереди за колбасой. В провинции был тогда дефицит хороших продуктов, а в столице прилавки от них ломились. Так что по выходным часто садился в электричку и ехал добывать провиант для семьи. Приезжаю однажды из Рязани в Москву. Как всегда, бегом в гастроном. И вдруг чувствую на себе пристальный взгляд. Подходит женщина:
— Хотите сниматься в кино? На Киностудии Горького начинается работа над сказкой «Финист — Ясный Сокол». Вы нам подходите. — Я опешил и ущипнул себя за руку: неужели не сон? А она продолжила: — Вы москвич?
— Нет. Из Рязани.
— Ну, это уже легче: не так далеко. А на каком предприятии работаете?
— Так я актер!
От такой удачи моя новая знакомая аж просияла. И скомандовала:
— Все, поехали! У меня машина за углом стоит.
Я мгновенно забыл про колбасу и очередь. На киностудии меня встретил Борис Грачевский, который сейчас выпускает знаменитый киножурнал «Ералаш». И вот меня загримировали, шлем надели и сделали фотопробы. Режиссерской группе я не глянулся. Кто-то рассмеялся: «Вы зачем к нам татарина привели?» А я тогда такой круглолицый был, скуластый. Но ассистент по актерам настояла на своем. Когда провожала меня со студии, велела ждать звонка.
Переночевал у друзей и вернулся домой с колбасой, конфетами и тортом. Жена говорит: «Слава, звонили с Киностудии Горького, спрашивали, свободен ли ты будешь через два-три дня». Еще раз в Москву вызвали, посерьезнее попробовать. Спросили, умею ли я скакать на лошади и петь. Лошади — моя любовь с детства, в седле сижу хорошо и мог ездить даже без седла. Пел тогда тоже недурно.
Когда я второй раз приехал в Москву, меня и актера Бориса Щербакова повезли на ВДНХ, в корпус, где содержали коней для выставки. Там же был небольшой ипподром. Нас с Борей решили проверить на способности к верховой езде.
Надели на меня что-то типа кольчуги из металлических лепестков, шлем, сапоги и посадили на коня. А он оказался норовистым. Сначала пошел шагом, потом рысцой, я решил пришпорить его, а конь испугался звука бляшек на кольчуге и помчал сначала галопом, а потом — во весь опор через рвы, барьеры и все остановиться не может.
Группа всполошилась, думают — сейчас разобьюсь. Сопровождающий коня джигит бежит за мной и кричит во весь голос: «Скажи тпр-у-у-у!» Да какое там! Не помогает. Я в отчаянии начал перебирать узду и выговаривать коню: «Что ж ты меня позоришь? Остановись, пожалуйста!» И он понял — встал как вкопанный. Я эффектно соскочил с седла и, видимо, произвел впечатление.
Вернулся на электричке домой. Жена говорит: «Ну ты зазвездил, опять в Москву вызывают». Через неделю меня снова «мучили» — но уже с текстом. На студии я увидел свою Аленушку — Свету Орлову. Почти влюбился в нее: обаятельная, красивая, трепетная, нам было легко работать вместе. Она великолепно танцевала, так как с детства занималась хореографией. Но я до последнего дня сомневался, утвердят ли меня на главную роль. Ведь на Финиста пробовались довольно известные актеры... И вот в Рязань пришла телеграмма: «Поздравляем с утверждением, первый съемочный день тогда-то». Мне было двадцать шесть лет.
Съемки начались в Подмосковье в мае. Жаль, с самим Роу поработать не удалось. Он написал лишь сценарий сказки и умер незадолго до запуска фильма. Режиссером «Финиста» стал Геннадий Васильев. Хорошо помню первый день на площадке. Сначала была сцена с песней — старался, пел под фонограмму, потом снимали конец сказки. В тот же день я сломал позвоночник...
Это должны были быть финальные кадры: мой Финист всех победил, вскочил на коня, впереди посадил Аленушку, и они въехали в белокаменный город. Меня переодели в алый плащ. И я в этом плаще стою на том же месте, где недавно «пахал поле». На берегу Москвы-реки, на краю косогора, а его еще полили, чтобы трава блестела.
Сажусь на коня, ветер подул, плащ завернулся и хлестанул лошадь по глазам. Она вздыбилась, копыта заскользили, и мы начали сползать вниз. Чудом выдернул ноги из стремян перед тем как покатиться с конем под откос. Это спасло — он легко мог меня раздавить, если бы я остался в седле. Когда мы уже были внизу, на косогоре собралась вся съемочная группа. Немая сцена. Наверное, они тогда подумали: «Хорошо, что в первый день сорвался, можно легко заменить актера». Это я шучу, а тогда мне было не до смеха — искры из глаз посыпались. Но превозмогая боль, встал и отряхнулся.
— Живы?
— Живы!
Конь, кстати, не пострадал. Правда в тот день больше ничего не снимали. Перенервничали.
А вскоре у меня заболела спина. Тогда я не обратил на это внимания. Болит и болит... Мало ли. Не до того — продолжали работать. Я мотался туда-сюда между Рязанью и Москвой, так как был плотно занят в репертуаре театра. Лишь когда после съемок вернулся домой и боль стала невыносимой, пошел к врачу. Сделали снимок. Оказалось, у меня перелом, но оперировать уже поздно — там хоть и неправильно, но все срослось. С тех пор спина постоянно дает о себе знать, одно время я даже не мог передвигаться без костылей.
Я считаю это платой за свое актерское счастье. Ведь на съемках попал в сказку в прямом и переносном смысле слова. Рядом были мастера, которых раньше видел только на экране: Михаил Пуговкин, Людмила Хитяева, Георгий Вицин, Михаил Кононов. Особенно трепетал перед Гликерией Богдановой-Чесноковой, игравшей в «Финисте» старушку-веселушку. Не только я, уважение к этой актрисе было колоссальным. Когда Гликерия Васильевна приезжала на площадку, обычный гам смолкал. Перед нею все вытягивались по струнке, как солдаты перед генералом, и почему-то говорили полушепотом.
Подружиться удалось не со всеми коллегами. Георгия Вицина, к примеру, привозили на площадку, а после съемок сразу увозили обратно в Москву. С нами он не жил, совместных сцен у меня с ним не было, поэтому близкого общения не получилось. Михаил Кононов, игравший писаря Яшку, вел себя слегка заносчиво — он уже снялся в фильмах «Начальник Чукотки», «Здравствуй и прощай», «Большая перемена», прославивших его на всю страну.
А вот Михаил Иванович Пуговкин оказался душа-человек. Приехал на съемки с женой, жил в деревенском доме недалеко от площадки. Но постоянно общался со всеми, заходил в гости в актерское «общежитие». Как-то я купил три литра молока, чтобы сделать простоквашу. Поставил на солнце, а оно не скисает! Михаил Иванович посмотрел на это и развел руками: «Не занимайся глупостями. Кто ж так настоящее, деревенское, из-под коровки молоко сквашивает? Возьми горбушку хлеба, кинь туда, и у тебя к утру будет простокваша, а приедешь со съемок — творожок». Этим рецептом я потом пользовался много раз.