Максим Никулин: «Вокруг отца была магическая аура...»
«Отец очень любил смех, говорил, что, когда человек от души смеется, в его организме погибает хотя бы один маленький микроб. Но никогда не позволял себе смеяться над другими. Над собой же подтрунивал без конца. Считал, что без самоиронии жить немыслимо, был уверен, что нельзя относиться к своей персоне слишком серьезно», - рассказывает Максим Никулин, сын легендарного артиста цирка и кино.
— Максим, каково быть сыном клоуна, одного из самых остроумных, веселых людей страны? Смех в вашем доме, наверное, стоял с утра до ночи?
— Нет, такого не было. Но оптимизм и юмор присутствовали в нашей жизни всегда. Это не значит, что отец брызгал весельем, без конца отпуская налево-направо шутки-прибаутки. Что-то его огорчало, расстраивало, бывали моменты, когда к нему лучше было не приставать, когда ему нужно было посидеть, отойти, успокоиться, может, после какого-то неприятного разговора. Но в депрессию он точно никогда не впадал, даже осенью, как это бывает у многих людей.
Я рос в невероятно доброжелательной, светлой атмосфере, которая царила в нашем доме. Конечно, между нами бывали конфликты, возникали споры по тем или иным поводам. Но отец старался гасить любое напряжение, мог мгновенно разрядить обстановку репликой, каким-то анекдотом — и ситуация сразу с отрицательной менялась на положительную. Вокруг отца была некая магическая аура, он обладал уникальной энергетикой доброты, оптимизма, открытости. В его характере была черта, которую, думаю, невозможно в себе воспитать, с ней надо родиться, это, если хотите, — дар Божий. У отца не было так называемого второго плана, когда человек говорит одно, а думает прямо противоположное. Он всегда говорил то, что думал, не подстраивался ни под человека, ни под обстоятельства. Причем абсолютно одинаково он общался со мной, с мамой, с друзьями, с коллегами, с дворником на улице, с шофером, с членами правительства, с президентом страны, наконец. Он был естественным, самим собой в любой ситуации, не прибегал в жизни ни к специальной лексике, ни к мимике, ни к пластике. Эти честность, порядочность не могли не бросаться в глаза и тут же вызывали в людях встречное движение.
— Известно, что многие пользовались добротой Юрия Владимировича...
— Понимаете, дело в том, что он сам всегда с готовностью всем помогал. Его это как-то не напрягало. Отец редко произносил слово «нет». Он был бесконфликтным человеком. Когда понимал, например, что кто-то не тот, за кого себя выдает, врет, лицемерит, сплетничает у него за спиной, то без выяснения отношений переставал с ним общаться, раз и навсегда вычеркивал его телефон из записной книжки.
Обращались к нему за помощью друзья, знакомые по самым разным поводам, как маленьким, так и большим. Просили, например, достать лекарства, устроить куда-нибудь... Он без устали звонил в различные высокие инстанции, представлялся:
— Добрый день, это Никулин Юрий Владимирович из цирка...
Ему, естественно, всегда радостно отвечали:
— А, привет, что нужно? — и обычно шли навстречу.
Как-то отец пошел пробивать квартиру кому-то из артистов цирка, у многих из которых, между прочим, когда они выходили на пенсию, не было не то что места для жилья, даже московской прописки, жили как бомжи. Благодаря усилиям отца, кстати, были построены кооперативы для творческих работников возле метро «Аэропорт». Случай, о котором я рассказываю, привел отца к всемогущему в те времена в столице председателю Мосгорисполкома. Они встретились, обнялись, отец рассказал пару анекдотов, объяснил суть своей просьбы: мол, надо помочь артисту, который всю жизнь проработал в цирке, у него семья, дети. Тот говорит, что поможет, а потом вдруг спрашивает:
— Товарищ Никулин, а у вас самого как с жильем-то?
Отец без всякой задней мысли отвечает:
— Отлично, три комнаты в коммунальной квартире, живем все душа в душу.
Чиновник аж подпрыгнул и понизив голос, спросил:
— Вы сумасшедший?
Отец объясняет:
— Поймите меня правильно, у меня действительно все хорошо, нас все устраивает.
Но тот уже завелся:
— Вот, берите бумагу и пишите заявление об улучшении жилищных условий, пока не напишете, я вас не выпущу!
Месяца через три нам дали квартиру на Малой Бронной, где мы и жили с родителями. Когда не стало мамы, она завещала ее внуку, моему старшему сыну Юре, который и живет сейчас там со своей семьей.
— Эту квартиру вы получили в какие годы?
— В семидесятые...
— То есть когда уже вышла «Бриллиантовая рука», сделавшая Никулина суперизвестным в стране актером, вы все еще жили в коммуналке? Ну и ну!
— Для отца ничего удивительного в этом не было. У нас в семье не существовало культа денег, вообще такого понятия, как материальное благополучие. Во всяком случае, отец к этому не стремился. Он никогда, например, не интересовался суммой гонорара, когда ему предлагали ту или иную роль, им всегда двигал только творческий интерес, поиск нового, возможность как можно шире, плодотворнее реализовать себя.
Знаете, ведь он искренне помогал даже совсем незнакомым людям. Помню, как в лихие 90-е годы, когда мы уже вместе работали в цирке на Цветном бульваре, у него появлялось огромное количество ходоков. Мы, конечно, ставили кордоны, но каким-то образом им удавалось проникнуть внутрь. Схема у всех была одна и та же: «Мы оттуда-то, паспорта украли, деньги потеряли, дайте на билет». При этом детей с открытыми ладошками ходоки обычно пускали вперед. Ну, отец, как правило, доставал деньги из кармана, давал, и люди уходили. Однажды, когда из его кабинета вывели очередную осчастливленную компанию и мы остались вдвоем, я не выдержал:
— ЮВ, тебя же элементарно разводят, это жулики, какого черта ты идешь у них на поводу, зачем выставляешь себя идиотом?! Ведь они сейчас спускаются по лестнице, и у них одна мысль: классно мы кинули Никулина!
А он сидел так, молча, а потом внимательно посмотрел на меня и сказал:
— Мальчик, а вдруг все, что эти люди только что говорили, — правда?
Тут пришла моя очередь замолчать, так как аргументов возразить отцу не нашлось...
— Странно, вы к отцу обращались по первым буквам его имени и отчества — ЮВ?
— Только в последние годы, поверьте, ничего за этим не стоит, коротко, ясно, прикольно, а так, разумеется, всегда говорил папа, отец. Первым, кстати, стал называть его ЮВ режиссер Алексей Герман во время съемок фильма «Двадцать дней без войны», где отец сыграл вместе с Людмилой Гурченко. Потом многие уже стали так к нему обращаться. Этот фильм, к слову, отец считал своей лучшей серьезной ролью, хотя не хотел в нем сниматься. Говорил, что слишком велика ответственность.
Уломал его в итоге Константин Михайлович Симонов, написавший сценарий. Он чуть ли не каждый день приходил к нам домой и уговаривал отца. Они подолгу сидели, вспоминали войну. В какой-то момент даже мама в сердцах заявила: «Если ты не сыграешь в этом фильме, я с тобой разведусь!» А Симонов как-то, уходя, сказал: «Юра, вы обязаны сняться в этой картине, хотя бы в память о тех ваших боевых товарищах, которые не вернулись с фронта». Эта фраза окончательно заставила отца поменять свое мнение. Фильм на самом деле получился грандиозным, не так давно я его пересматривал и вновь это понял.
Кстати, когда работа над картиной «Двадцать дней без войны» была закончена, высшее кинематографическое начальство воспротивилось ее выходу в свет. Они говорили, что главный персонаж фильма Василий Лопатин — герой, фронтовой журналист, а играет его старый, непривлекательный Никулин, чем принижает как значение героя, так и самой картины. Но на защиту отца встал Симонов и своим авторитетом — живой классик как-никак! — заставил критиков замолчать.