Лариса Лужина: «Обращусь я к друзьям»
В этом году я отпраздновала юбилей. Отметила дату творческим вечером в Доме кино. Зал был полон, коллеги пришли поздравить, поучаствовали в концерте. Да и со зрителями я в постоянном контакте. Встречаюсь с теми, кто хочет меня видеть и слышать, независимо от круглых или некруглых дат. Часто вспоминаю тех, кто мог бы прийти на юбилей. Жаль, многих уже нет с нами... О них мой рассказ.
Однажды попросили выступить в концерте, посвященном Дню металлурга. Не удивилась, поскольку когда-то снималась в фильме «Большая руда». Вышла на сцену, начала рассказывать о киноэкспедиции в город Губкин в районе Курской магнитной аномалии, где добывали железную руду. А по сюжету главный герой — шофер — ее возил.
— Тяжелая картина, мрачная, — призналась я, — черно-белая, потому что подругому не снимешь. Уж очень депрессивный зачуханный городок Губкин.
Едва это произнесла, как по залу пошел гул, почувствовала, как окатила волна негатива. Заволновалась: боже, что я такое сказала?
— Простите, может, в зале есть кто-то из Губкина?
— Да! — раздалось откуда-то сверху.
— Ради бога извините, мы снимали картину в шестидесятых. Рассказываю, что помню. Может, сегодня в вашем городе все изменилось?
Помидорами меня не забросали, но на другой день раздался звонок: «Вас беспокоят из Губкина, через неделю отмечаем семидесятилетие города. Мэр попросил передать вам приглашение, приезжайте».
Конечно же, не могла не откликнуться. И не пожалела. Праздник удался на славу — и концерт, организованный собственными силами, и модный показ, который сделал бы честь любому столичному Дому моделей. Город меня поразил: построек с туалетами на улице больше нет, люди давно живут в домах с водопроводом и газом. Губкин утопает в зелени, кусты выстрижены в форме кошек, собак, слонов. Правда, наша одноэтажная гостиница так и стоит на прежнем месте...
Она была единственной на весь город. Вариантов поселиться где-либо еще не существовало, всей группой во главе с режиссером Василием Ордынским жили в замызганных крошечных номерах. Снимались в карьере, весь день в грязи и пыли. Вечером хотелось расслабиться, но в городе делать нечего. Невдалеке на горке стоял магазин, к нему мы довольно быстро протоптали дорожку. Продавщицы обожали исполнителя главной роли Евгения Урбанского — Женино фото красовалось на видном месте в винном отделе. Водку в магазине не продавали. Полки были заставлены плетеными литровыми бутылками вина. В конце концов Женя взмолился: «Девочки, дайте что-нибудь другое, не могу смотреть на вашу гамзу, я ею уже писаю!» Девчонки были бы рады, да ничего другого им не завозили.
В Губкине оседали бывшие зэки, так что криминальный элемент обитал буквально по соседству. Женя познакомился с уголовником, отсидевшим за убийство: блондин невысокого роста с голубыми глазами, ну вылитый Есенин! Выяснилось, что на зоне он выучил огромное количество стихов любимого поэта. А Урбанский любил Маяковского и, в свою очередь, внешне был чем-то на него похож. Когда мы собирались на посиделки, Женя, широко расставив ноги, читал стихи поэта-бунтаря. Помню, однажды притащил к нам своего нового знакомого и они устроили турнир.
— «Я достаю из широких штанин...» — начинал Женя и когда заканчивал, парень подхватывал:
— «Шаганэ ты моя, Шаганэ...»
Необычайно яркий по экспрессии и искренности получился концерт. Еще Женя великолепно играл на гитаре и исполнял романсы.
Урбанский был большим ребенком, добрым, искренним. Ко мне относился снисходительно, как к девчонке, я играла роль несчастной учетчицы, так он меня и воспринимал. Актеров подобной мощи сегодня мало, хотя хороших хватает. Но по сравнению со старшим поколением — Женей, Алексеем Петренко, Александром Лазаревым — все смотрятся как-то мелковато.
Если у кого-то сложилось впечатление, что мы только и делали что веселились, — разочарую. По вечерам Ордынский нередко собирал нас, чтобы обсудить сцены, которые предстоит снимать на следующий день, отрепетировать все до мелочей. Мне это было важно: я не умею импровизировать, иду на поводу у режиссера, если, конечно, ему верю. Вася был актерским режиссером, умел с нами работать. Исполнители, явившись на площадку, не просто отправлялись в кадр — мы точно знали, как и что играть. А еще нас окружали единомышленники. Даже костюмерша, которая меня одевала, знала сценарий от корки до корки. Все становились большой дружной семьей, работать было легко, конфликтов не возникало.
На съемки часто наведывался автор сценария Георгий Владимов. Восприняла его не сразу, из-за родимого пятна на пол-лица и короткой, как у уголовника, стрижки он производил мрачное впечатление, но оказался трогательным, безумно стеснительным человеком. Поскольку «Большая руда» была одной из первых его работ в кино, Владимов смотрел на все восторженным взглядом. Когда собирались вечером, глаз не сводил с артистов, наблюдал за нами с детским вниманием. Все ему было интересно: как себя ведем, что читаем, какие анекдоты рассказываем. Жаль, что писателя выдавили из страны, объявив диссидентом, и что его замечательные повести «Верный Руслан», «Три минуты молчания» изымали из библиотек. Жаль, что назад он вернулся лишь для того, чтобы упокоиться на Переделкинском кладбище...
Часть эпизодов «Большой руды» снималась в павильонах «Мосфильма». Как-то Ордынский окинул взглядом Урбанского и заявил: «Женька, надо похудеть, ты очень поправился, ешь, наверное, много». И Женя сел на «диету», приходил в студийную столовую и заказывал: «Мне, пожалуйста, пять хеков без гарнира». Однажды пригласил:
— Лариска, пойдем чайку попьем.
Я, наивная:
— Ну пойдем.
Пришли к буфетчице: «Марин, налей «чайку», мне — стакан, а ей — полстакана». Марина налила, даже чайные ложечки положила на блюдечки. Мы размешивали ими коньяк и хохотали.
В один из выходных всей группой ездили в лес на шашлыки, я так повеселилась, что забыла там пальто: сняла, повесила на дерево, а оно слилось с рыжей осенней листвой. Хватилась, когда доехали до Москвы. Жалко, пальто было модным, замшевым, привезла его из Парижа.
Женя был одержим работой, неутомим, снимался как заведенный. Он и погиб на съемках. История известная: отказался от каскадера, сам неудачно исполнил трюк... В его смерти многие винили жену Дзидру Ритенбергс и режиссера Алексея Салтыкова. Дзидру — за то, что увела Женю из семьи, которой он оставил все и поэтому не упускал ни единой возможности заработать на квартиру. Они действительно жили в Театре Станиславского, в труппе которого Женя служил, спали в декорациях. Урбанскому приходилось сложно. За трюк тогда доплачивали четыреста пятьдесят рублей — как за девять съемочных смен, большие по тем временам деньги. Они были для него совсем нелишними.
Разве можно обвинять режиссера? Разве он хотел гибели артиста? Правда, я слышала, что Женя удачно исполнил трюк с первого дубля. Надо было на этом остановиться, но решили снимать второй. Он оказался для Урбанского роковым...
С Георгием Жженовым мы встретились на фильме «Человек не сдается». Я играла девушку, которая приехала навестить любимого в часть, где тот служил, но началась война, Жженов — командира Красной армии. Он оказался симпатичным человеком, отнесся ко мне по-доброму, сниматься с ним было легко, понимали друг друга с полуслова.
О себе, своей судьбе — его дважды арестовывали, в общей сложности в лагерях и ссылке он провел почти двадцать лет — Георгий Степанович рассказывал мало. Смеялся, называя себя артистом из погорелого театра. Норильский драмтеатр, где он служил, действительно сгорел. «Наверное потому, что фамилия у меня Жженов», — шутил он.
Однажды нас пригласили на светское мероприятие. Кресла были расставлены полукругом, перед ними столики с угощением и зажженными свечами. Георгий Степанович пришел в бордовом пиджаке неимоверной красоты с шикарной подкладкой. Привез его из Франции и всем эту подкладку демонстрировал. И вот проходит он мимо меня, здоровается и фланирует дальше. Я провожаю его взглядом и вдруг замечаю: у Жженова из головы валит дым! Сразу не разобралась почему, но испугалась, крикнула: «Георгий Степанович, вы горите!» Оказалось, задел свечу полой пиджака и не почувствовал, как подкладка начала тлеть. Срочно сорвали с него пиджак, к счастью, он не пострадал, только подкладка выгорела. Как же расстроился Жженов: «Это фамилия снова не дает мне покоя».
Когда Светлана Дружинина пригласила на роль Варвары Николаевны в «Исполнение желаний», сразу же согласилась. Слышала, что она хотела сыграть ее сама, но отказалась от мысли, поскольку снимала свой режиссерский дебют и решила не распыляться. Еще слышала, что Высоцкий просил отдать роль его жене Марине Влади, но иностранку не утвердило начальство. Даже аргумент, что Влади — член французской компартии, не сработал.
Сниматься предстояло со Смоктуновским. Коллеги предупреждали: дело это нелегкое, актер всегда «тянет одеяло на себя». Со мной же Иннокентий Михайлович повел себя совершенно иначе, помогал, подсказывал: как играть, как должна двигаться дама петербургского света, как поворачивать голову, какие жесты она могла себе позволить. Мне вообще повезло — не попадалось партнеров, с которыми было бы некомфортно сниматься.
Смоктуновский оказался человеком не очень общительным, сосредоточенным на роли. Было интересно наблюдать, как он сидел, ходил, говорил, уходил в себя, в нем читалась какая-то загадка, тайна, которую хотелось разгадать. С Дружининой они подолгу обсуждали каждую сцену, тщательно готовились к съемке. Не могла поверить, что это ее режиссерский дебют. Именитые артисты прониклись к Светлане огромным уважением, как только поняли, что она талантливый человек.
Влюбленного в мою героиню юношу играл Коля Еременко. В тот момент он служил в армии, в конном полку. По этому поводу его остригли под машинку, пришлось надевать симпатичный паричок. Звездой, секс-символом Коля еще не стал. Страшно волновался, когда снимали нашу любовную сцену. Показываю фрагмент на творческих встречах и с сожалением признаюсь: «Как обидно, что киночиновники советских времен запрещали постельные сцены! Если бы это снималось сегодня, на экране все между нами выглядело бы совершенно иначе». Мы с Колей договорились играть так, чтобы было понятно, что нас связывают близкие отношения. Начали снимать — Коля зажался, боится ко мне подойти. Света начинает эмоционально объяснять:
— Коля, тут нужна страсть, чтобы у тебя уши покраснели! Ты все понял?!
— Да.
Начинаем снимать второй дубль, и вижу, как у Коли по-настоящему краснеют уши.
Я и в «Тайнах дворцовых переворотов» у Дружининой играла. Всегда поражалась ее мощи: умная, образованная, с сильным волевым характером. При этом во всем остается женщиной. Они с мужем, оператором Толей Мукасеем, составляют великолепный тандем, дополняют друг друга, хотя могут и поругаться.
— Толя, ты что, не видишь, что на крыше кареты мало снега?!
— Я-то тут при чем?! Возьми и насыпь!
Энергичная, деятельная Света хватает лопату и начинает метать снег на карету.
Дорожу хорошим отношением Светланы Сергеевны. Рада, что «Исполнение желаний» живет по сей день. Периодически кто-то из друзей звонит и сообщает: «А мы смотрим твой фильм!»
С «чувствами» в советском кино было сложно. В мелодраме «Любовь Серафима Фролова» моим партнером стал Леня Куравлев. За роль солдатки Анфисы конкурировала с Тамарой Семиной. Благодарна режиссеру Семену Ильичу Туманову, что утвердил. На съемках он меня ломал, приходилось тяжело. Мне было неорганично вести себя грубо, резко, выражаться крепким языком, но такая уж досталась героиня. По сюжету встретились два одиночества — солдат и солдатка: она ушла от мужа, который ей изменил, Лёнин герой вообще не мог найти свою любовь. Так они, фронтовики, и сошлись — выпили, решили согреть друг друга, между ними случилась любовная связь. Добрый, милый, положительный Серафим вдруг проявлялся как мужик, Анфиса — как женщина, это давало картине глубину, ложилось на характеры героев. Но вмешалась цензура, Туманова заставили вырезать постельную сцену. Он об этом сожалел, но ничего поделать не мог.