Кристин Барански. Выбор цели
Она всегда знала, что некрасива. И уж точно не предполагала, что когда-нибудь пополнит список знаменитых «некрасивых красавиц» вроде Барбры Стрейзанд и Лайзы Миннелли. И что десятки тысяч женщин, смотрящих сериалы с ее участием, будут нажимать на паузу, чтобы в деталях разглядеть наряды, прическу и макияж актрисы.
Это смешно, но, пожалуй, ей есть за что поблагодарить пандемию. Кажется, впервые в жизни актриса получила возможность так долго находиться с семьей. Быть для внуков просто Наной — малыши называют ее так же, как шестьдесят с лишним лет назад она сама называла бабушку. Да, все проекты заморожены — отменены интервью и неизвестно, когда начнутся съемки очередных эпизодов «Хорошей борьбы». Зато теперь ничто не мешает просто играть с детьми дочери и не испытывать угрызения совести от того, как мало времени она им уделяет. Большой дом в Коннектикуте, три поколения под одной крышей, озеро, сад, покой и уют вдали от сошедшего с ума мира. Не беда, что из-за карантина Кристин Барански не удалось отпраздновать второго мая свой шестидесятивосьмилетний день рождения как обычно — в окружении друзей и коллег. Зато получилось настоящее семейное торжество — с тортом и тостами по видеосвязи, с фотографиями и скачущими вокруг тремя внуками, наперебой скандировавшими: «С днем рождения, Нана!»
Дед и бабушка Кристин Барански по отцовской линии были актерами в театре в Чиктоваге, играли пьесы и мюзиклы на польском и английском. Дедушка, приехавший из Польши в Америку после Первой мировой, умер до рождения внучки. Кристин с родителями и старшим братом Майклом провела детство в доме бабушки на окраине Чиктоваги — индустриального пригорода Буффало, в нескольких минутах ходьбы от школы и церкви. Воспитание дети получали польско-католическое — каждое утро месса. Мама Вирджиния работала технологом на заводе по производству кондиционеров, папа Люсьен — журналистом в польской газете Буффало.
Росшая в двуязычной среде Кристин с детства слышала польский. Старший брат и вовсе только на нем изъяснялся, пока не пошел в школу — и там ему пришлось наверстывать упущенное. С дочерью ошибки повторять не стали, поэтому родители говорили с Кристин только на английском. Годы спустя она остро пожалеет, что не дали возможности наследовать от бабушки польский, хотя она легко могла быть билингвой. Все эти прелестные «прше» и «бже» ласкают ухо ностальгией — увы, без понимания смысла языка, родного и знакомого только на слух.
Нана любила музыку, танцы, яркие наряды. У нее, кстати, было свое радиошоу на польской радиостанции — комедийный час в паре с другом. Это от бабки Кристин передалась страстная любовь к театру.
Нана была чрезвычайно общительной, к ней в гости приходила масса друзей из театральной среды. Для Кристин нет воспоминания теплее, чем это: их с братом уложили спать, а в гостиной Нана веселится с польскими приятелями (мама ужасно сердилась, поскольку не могла уснуть из-за шума). И нет воспоминания горше, чем то, как в восемь лет, после смерти папы — он умер от аневризмы аорты в сорок девять — пришлось уехать от бабушки в Буффало. После кончины Люсьена свекровь и невестка часто ссорились, и другого выхода, кроме как разъехаться, не осталось.
Вирджиния Мазуровски совсем не была нежной матерью. Может, дело в ее собственном детстве, пришедшемся на тяжкое время Великой депрессии и войну. Она никогда не сажала дочь на колени, не читала ей вслух, не обнимала, не целовала и не гладила по голове. Нет, она не была «ледяной». Скорее сдержанной и совсем непохожей на излучавшую тепло и свет Нану.
...В 1998-м мэр Буффало устроил церемонию чествования знаменитой землячки — «День Кристин Барански». Нарядная актриса, удостоенная почетной степени местного университета, сидела в окружении родных, краснея, слушала, как ее называют «прекрасным послом Буффало», принимала подарки и напутствия «не забывать корней». Рядом не было только сорокавосьмилетнего брата, умершего незадолго до этого события от той же напасти, что и отец. Майкл много лет руководил рекламой в театре «Студио Арена». В последний раз они виделись в Нью-Йорке, празднуя День благодарения... На церемонии рядом с Кристин, кроме мужа и детей, была мама, оттаявшая к старости. Кристин с годами поняла ее и оценила...
Покинув после папиной смерти уютное бабушкино гнездо, Кристин обрела новый дом и поступила в католическую академию для девочек Вилла Мария. В первые месяцы она так нервничала, что буквально сгрызла ногти до мяса. Однако к седьмому классу, победив стресс и страх, Барански выбилась в первые ученицы и неизменно избиралась президентом класса. В школе был театр. Поначалу стеснительная Кристин не решалась идти на прослушивания, только помогала с костюмами и гримом. Из-за кулис бросая взгляд на выступающих на сцене однокашников, она порой думала: «Ух ты! Как ребята это делают?» Как-то, победив застенчивость, попросила тоже дать ей роль. Неожиданно вернулся подзабытый талант детства — умение смешить людей. Очень к месту оказались уроки балета и чечетки, на которые мать водила Крис с малых лет.
Постепенно в школьном театре она стала звездой. А в 1969 году приняла участие в постановке экспериментальной театральной мастерской, организованной университетом Буффало. И этот опыт изменил все. Семнадцатилетняя Барански танцевала, импровизировала, даже играла на барабанах. Если бы не этот раскрепостивший и определивший цель семинар, Кристин, возможно, осталась бы обычной барышней из польской католической общины. Теперь же, прочитав в «Вечерних новостях Буффало» заметку о легендарной нью-йоркской Джульярдской школе, она сказала себе: вот куда я хочу!
Но что выбрать? Пение? Вот уж точно нет. В восьмом классе монахиня-наставница однажды прилюдно высмеяла вокальные потуги Кристин, и это породило настоящий комплекс. С тех пор девочка мучительно стеснялась исполнять музыкальные номера на публике, если только не представляла их как шутку, потешно меняя голос.
На прослушиваниях, если просили спеть, у Кристин буквально перехватывало горло. Спустя годы окажется, что она имеет весьма широкий диапазон — три октавы. Долго и трудно актриса училась его раскрывать. В итоге пела оперные арии, например Кармен. Барански иногда думает, что в другой жизни могла бы стать приличной меццо-сопрано. Хотя жаловаться грех — в этой жизни за ее плечами участие в самых громких мюзиклах Бродвея вроде легендарного «Суини Тодда» и кинодилогии «Мамма Miа!». К слову, на съемках Кристин воодушевила Пирса Броснана и Колина Ферта, которые впервые за свою впечатляющую карьеру чувствовали себя уязвимо — именно потому что не умели и никогда не пробовали петь.
Зато танцы — о, тут ей не было равных! В «Мамма Miа! 2» Кристина в роли трижды разведенной Тани потрясла всех сценой на греческом пляже, блистая в компании молодых жеребцов. Собственно, танцовщицей она мечтала стать с детства, когда ее отправили в балетную школу. Кристин и в Джульярд поступала, надеясь состояться и в актерском мастерстве, и в хореографии, однако студентке велели выбрать что-то одно. Танец вернулся в ее жизнь вместе с «Мамма Miа!» — и пришлось немало потрудиться, чтобы свободно чувствовать себя, когда крепкие парни поднимают, раскручивают и подбрасывают. А нужно еще и красиво двигаться, кстати, на бетонной плите, слегка припорошенной песком, в окружении злобного роя ос!