Иван Охлобыстин: «У меня семья большая, как цыганский табор, есть с кем тусоваться»
«Друзья у меня прекрасные! И мой круг готов к самопожертвованию ради меня, как и я ради них. Но все равно они мне детей не рожали. Тут уж ничего не сделаешь, как ни вывернись: все равно Оксанка мне ближе, чем кто бы то ни было».
Иван, 1 января на экраны выходит фильм «Простоквашино», где вы сыграли Печкина. На вас смотрю — сходство стопроцентное, вы настоящий Печкин. Если бы я была режиссером или продюсером, даже не рассматривала никаких других кандидатов на роль. У вас были какие-то конкуренты? Кто-то ваш хлеб хотел отобрать?
— Нет. Это мистика кино. Когда мне сказали про фильм, я с восторгом согласился. Обожаю сказки. Все остальные виды искусства проживут не более 50 лет, а сказки рассчитаны на столетия. И, если они более-менее хорошие, дети смотрят их нон-стопом. Но бывают такие сказки, что ни дети, ни взрослые не любят. Как правило, это когда их создают случайные люди, которые хотели снимать сразу фильм «Покаяние» Абуладзе. И тогда получается фильм и не детям, и не взрослым, он только питает гордыню людей. А так вообще сказка — это прекрасное дело. И к тому же я для сказок созрел, мне почти 60 лет. Кого я только не играл и не озвучивал! И Кощея Бессмертного, и Царя, и Серого волка, и Тролля.
— Вы сами по себе как будто сказочный персонаж... Скажите, пожалуйста, как вы думаете, почему сейчас так много ремейков и не появляется ничего нового? И в этой связи у меня к вам настоятельная просьба: Иван, начинайте писать сказки, пожалуйста.
— Постараюсь. Я уже подумываю о том, чтобы писать сказки. Но надо не забывать, что сказки — это вершина художественного творчества, до них надо дорасти. Сначала идут сказки, потом идет эпос, потом поэзия, а потом уже литература во всем ее разнообразии. А причин, почему их переснимают, много... Во-первых, нужно обновлять, люди меняются. Двести лет назад наши предшественники видели меньше цветов, нежели видим мы, у нас даже сетчатка изменилась. В 90-х годах мы смотрели клипы и думали: ой как мельтешит, ой, не дают разглядеть. Прошли годы, я смотрю какой-нибудь динамичный фильм 90-х, допустим, «Без лица», и воспринимаю как размеренное, немного старперское зрелище, а ведь при первом просмотре нас с Оксанкой от перегрузки буквально вдавило в кресло.
Ритм жизни изменился, особенно в больших городах. И поэтому очень даже хорошо, что делают ремейки, если удается сохранить сказочность и сказки представить уже в объеме, в новом видении и с новыми технологиями. Если сказка — сказка и в ней осталась детскость. А почему так активно взялись? Тут тоже довольно просто. Сейчас глобальная смена эпох, идут и климатические, и общественные изменения. Мир шагнул из постиндустриального состояния в высокотехнологическое, уже главные деньги не у тех, кто владел промышленными капиталами, а у тех, кто содержит криптовалютные биржи. Идет глобальная цифровизация. И мир должен устояться.
А художественные произведения появляются так. Происходят какие-то события, предположим, Первая мировая война. Общество взбудоражено, оно меняется. Потом оно устаканивается, все заканчивается, и общество выдает свой социальный запрос. Предположим, в 70-х годах была проблематика одиноких женщин и неустроенных мужчин, которых блестяще играл тот же самый Янковский в фильме «Полеты во сне и наяву» или Даль в картине «Отпуск в сентябре». И это был социальный запрос. Действительно, появилось огромное количество одиноких женщин, рожденных в послевоенное время, малая рождаемость, и в силу застоя и общей общественной стагнации было очень много талантливых людей, которые никак себя выразить не могли. Вот сейчас очень шумные времена, бурные. Мир уже не станет никогда прежним — в политике, в общественных отношениях. Даже в отношениях мужчины и женщины произошли серьезные изменения. Женщины больше работают. Посмотри, сколько их за рулем! Женщины активнее, ответственнее. Кстати, детей в основном женщины содержат. Мужики больше романтики. «Мужикам воевать, бабам рожать», — так говорила моя бабушка, она была довольно прагматичной, хотя и самый добрый человек на свете. И сейчас общество должно устаканиться. А вот пока безвременье, хорошо идут сказки и очень простенькие, сентиментальные сюжеты про отношения мужчины и женщины.
Почему-то очень мало о чистой любви снимают. Я вообще идеалист, но не инфантил, и при этом с большим удовольствием смотрел тот же самый «Питер FM». К сожалению, таких фильмов, чтобы были отношения мальчика и девочки, очень немного. В основном выпускают про женщин-следователей. Талантливая женщина-следователь и дураки подчиненные, и она ловко всех разоблачает, а заодно и мужу готовит, потому что у него руки растут не оттуда. Для меня это нормальное мыло, я знаю, что его смотрят, к этому нельзя критически относиться. И Оксана моя смотрит. Я говорю: «Как же так, у тебя во ВГИКе было «Искусство кино», ты смотрела «Историю кино»... Она говорит: «У меня телевизор на кухне стоит, я готовлю, вот почистила морковку, мне нужно помыть руки, я иду в ванную, а когда возвращаюсь, ничего не теряю, потому что художественное достоинство нулевое, а сюжет легко поймать, все однотипное». Она больше любуется людьми, это фотообои. Вот по этой причине много снимается сказок, потому что сказки вечные, а дети постоянно новые появляются.
— Сказки смотрят не только дети, но и родители, бабушки, дедушки. По сути, это история от нуля до 99+.
— До крышки гроба. Все так. Я смотрел «Простоквашино», вырос на «Простоквашино», мои дети выросли на «Простоквашино», мои внуки сейчас растут на «Простоквашино». Ну поди ж плохо? Очень хорошо! Добрый мультик, не надо ничего придумывать, додумывать, надо объем этому дать. Думаю, идея Сарика Андреасяна снять фильм была отличной. И его компания с ней справилась — у них очень хорошо выстроены технологические процессы, и я, как профессионал, бесконечно это уважаю. Потому что нет никакой ерунды, все знают, в какую сторону и что снимать, все по плану, все с перфекционизмом. И при этом никаких переработок, что для отечественного кино вообще почти чудо. Девчата-костюмеры делают свое дело. Мне костюм Печкина в точности сотворили, насколько это возможно. Девчата-гримеры тоже творят чудеса: обклеили Прилучного — я не узнал его, встретив в буфете. Мы говорили с ним минут двадцать, делились общими знакомствами, и потом только я понял, что это Паша, которого с его юности знаю.
— В фильме у вас роскошные генеральские усы, это тоже работа гримеров. Скажите честно, они вам не мешали?
— Вот если бы мне сказали: «Выбирай, сделать тебе больно или клеить усы?» — я бы выбрал, чтобы было больно. Потому что у меня это слабое место. До фильма «Заговор», где играл Распутина, я обожал клеить всякие усы, бороды, потому что чем больше на тебе дополнительной атрибутики, тем легче и интереснее играть. Но там была сцена, где убивают Распутина, и то пистолет не стрелял, то собаки не бежали, то что-то еще. И я пролежал гигантское количество времени в ту ночь на льду за Юсуповским дворцом, когда снимали сцену убийства. И у меня после этого дикая идиосинкразия — вообще ничего не могу клеить на лицо. Я не кокетничаю. Готов с кожей оторвать все это, до такой степени омерзительно. И я везде, где мне предлагают что-то заклеивать, отказываюсь, говорю: «Товарищи, я и так, как жаба, сморщенный и смешной. Куда там что клеить?» Я только ради «Простоквашино» сделал исключение, потому что Печкин без усов — это странно.