Евгений Додолев: "Градский мемуары не любит..."
Музыканту, композитору, папе отечественного рок-н-ролла в ноябре исполняется семьдесят! Ко всему прочему Борисыч - потрясающий рассказчик! Его историями действительно хочется делиться
-С Градским я познакомился в восьмидесятых на одном из многочисленных застолий в квартире Андрея Макаревича на площади Гагарина. А плотное общение началось, наверное, с 1992 года, когда я уговорил Александра Борисовича сменить место летнего отдыха. По выражению самого Градского, «соблазнил его жену сортиром».
Он по студенческой привычке всегда ездил в одно и то же совершенно дикое место в Крыму. Естественно, Ольга Семеновна с детьми тоже. И убедить поменять насиженное место главу семьи, как и всякого консерватора, было практически невозможно. На самом деле жить с туалетом не во дворе, а в номере гораздо удобнее, да и телефон с телевизором — не лишние. В общем, Ольга действительно соблазнилась моим предложением, и семья Градских поселилась в соседнем номере пансионата для сотрудников сельскохозяйственной академии. Нами благодаря Константину Эрнсту заповедное местечко в Никитском ботаническом саду было освоено уже давно. Лев Константинович Эрнст без проблем устраивал туда на отдых не только заслуженных ботаников, но и сына со товарищи.
Тихая атмосфера камерного театра, соседи сплошь профессора и академики как нельзя лучше способствовали расслаблению. На моей памяти идиллия пансионата была нарушена лишь однажды, когда я встретил в городе гастролировавшего по югам Костю Кинчева и пригласил в гости. Рокер приехал со своей роскошной супругой Сашей Амановой, которая вовсе не отговаривала мужа давать на нашем балконе глубокой ночью концерт.
Но такой отход от общего регламента случился на моей памяти только раз. В основном это было тянучее как кисель летнее времяпрепровождение: портвейн, пляж, еда, достопримечательности. На рынок еще ходили. Однажды в Ялте Градский купил одиннадцатилетнему Дане пищащую игрушку. Не помню, какой в ней был смысл, но звук она издавала мерзкий. Мальчик потащил ее с собой на рынок, и мы придумали хохму — подносили игрушку к разложенным на прилавках овощам и фруктам, включали как бы «дозиметр» и в притворном ужасе восклицали: «Что с вашими грушами? Они не из Чернобыля, случаем?» И если бы сам Градский не ржал как конь, думаю, мы значительно сбили бы цену.
С того времени стали часто вместе отдыхать — ездили в круизы, в Америку, подружились, так сказать, семьями.
— Что-то было в тех вояжах из запоминающегося?
— Почему-то первой в памяти всплыла история про Криса Кельми, с одной стороны, до смешного глупая, с другой — вполне Борисыча характеризующая. Он невероятный перфекционист. Зачем-то Крис ляпнул в кают-компании, что у него было более шести тысяч женщин. Градский битый день производил тщательные расчеты, доказывая, что такое достижение невозможно математически.
Спор затянулся, и в запале Александр Борисович обозвал оппонента «Калинкиным». Почему — не знаю. Может, от «калинки-малинки». Однако фамилия, которая на самом деле никакого к Крису отношения не имела (я был знаком с его отцом Арье Мейлаховичем Кельми), прикипела намертво! И «Калинкин» этот, возникший в споре случайно, всю жизнь преследовал Толю Кельми (его действительно звали Анатолием, тогда популярным в еврейских семьях именем).
В круизах Градский обычно худел, но при этом приходил за наш стол в кают-компанию и демонстративно ничего не ел, только вино прихлебывал, чем лично меня время от времени выбешивал. Зачем сидеть с надменной физиономией в обществе людей, намеренных получать гастрономическое удовольствие, если сам не собираешься есть? Возможно, во мне говорила зависть. Саша каким-то только ему доступным способом умудрялся сбрасывать по пятнадцать килограммов в кратчайшие сроки и так же молниеносно набирать их обратно. Поражала амплитуда.
— Говорят, Александр Борисович не менее искусный повар, нежели Андрей Макаревич, превративший эту сферу жизни в направление телекарьеры.
— Готовит Градский прекрасно. Я глубоко убежден, что вкус еды зависит не столько от рецептуры, сколько от того, кто ее приготовил. Когда у Антона Табакова были рестораны, я, заказывая одно и то же, мог определить, сам ли он стоял у плиты. Есть поварская магия рук. Точно есть. Александр Борисович делает простой овощной салат гораздо вкуснее, чем в ресторане. Возможно, все дело в уникальном сочетании масла, уксуса и специй, но мне нравится думать, что главная причина — музыкальные персты виртуозного исполнителя. А какие у него котлеты! Случалось, хрупкие девицы по восемь штук за вечер умудрялись слопать!
— Посиделки были масштабными?
— Да, в его скромную квартиру на улице Марии Ульяновой порой набивалось человек по сорок. Соседи по лестничной площадке — семья Валеры Тодоровского — выручали гостеприимного хозяина стульями и табуретками. Обычно и само застолье выплескивалось за пределы квартиры, кто-то выходил покурить, другие поболтать... А с тех пор как Александр Борисович переехал в огромные апартаменты на Тверской, собирать народ перестал. Домой, во всяком случае, не зовет. Приглашает на редкие торжества уже в рестораны. Впрочем, могу заметить, что даже обычные батоны из соседнего «Елисеевского» у него дома мне кажутся вкуснее, чем где-либо. Градский по-прежнему генерирует правильную ауру и умеет выстроить контекст пищепотребления.
— А в его загородном чудо-дворце приходилось бывать?
— Конечно, и зрелище, поверьте, незабываемое. Дача Градского очень похожа на главный корпус кремлевки — Центральной клинической больницы. Участки в Новоглаголево помимо нас купили в середине девяностых многие: тот же Кельми, Кира Прошутинская, Андрей Караулов, Александр Морозов (тот, что Moroz Records). Мы свой, что граничил с Градскими, вскоре продали Саше Толмацкому.
Но лишь Александр Борисович построил в том поселке такой громадный дом, что так и не смог в нем поселиться. Настоящий дворец, в котором даже собачьи вольеры выложены мрамором. Никита Сергеевич Михалков, увидев его размах, сказал примерно следующее: «Я опасался — начнись что, с вилами в первую очередь придут ко мне. Теперь вижу, что сначала, Саша, придут к тебе!» Градский возразил, заметив, что даже если он построит что-то вроде Кремлевского дворца съездов, народ не станет возмущаться, дескать, Борисычу можно, а вот если Никита пристроит к своей скромной даче даже сарайчик — его желтая пресса по стеклу размажет...
Бóльшую часть первого этажа занимает бассейн, над которым огромный, как в кинотеатре, экран. Честно говоря, ни разу не видел и даже не слышал, чтобы кто-то ими пользовался.
На самом деле это все надо видеть! Музей имени архитектора Градского. Когда мы приехали к нему с Ваней Демидовым, тот признался мне, что ни за что не остался бы в этом доме на ночь — слишком уж похож он на заброшенный отель из фильма ужасов Стэнли Кубрика The Shining. Ваня счел местечко жутковатым. Возможно, в глубине души Александр Борисович не так уж с ним и не согласен. Ведь они с нынешней женой Мариной живут преимущественно в небольшом деревянном домике в японском стиле на другой стороне пруда...
Я считаю Александра Борисовича гением. Это правда. Но как многие люди, достигшие большого успеха, однажды он, вероятно, решил, что может браться за все на свете и все получится! Даже если речь идет о сфере, в которой абсолютный профан. На этапе строительства дачи Борисыч уверовал в свой архитектурный дар — он реально придумал это здание, выносил мозг строителям, объясняя, как они должны строить, планировал. Мне все же кажется, во время визита к дантисту не стоит учить его, как вылечить зуб. Достаточно выбрать профессионала. Плюс вещи реально огромные — массивные хрустальные люстры, стол человек на пятьдесят...
— Зачем же он?
— Думаю, гигантомания его выросла из очень необеспеченного детства. Градский до четырнадцати лет жил в восьмиметровой комнате в подвальной коммуналке — сначала с родителями, потом его переселили в такую же к бабушке. Представьте: два метра вниз в подвал, там комната два на четыре и по соседним, аналогичным каморкам, еще десять семей. Спал на раскладушке, которую раскидывали на весу и подсовывали под пианино (с трудом приобретенное, чтобы мальчик мог заниматься), иначе не получалось. Он рассказывал, что с тех пор встает с кровати только вбок — детская привычка, иначе можно было больно въехать головой в инструмент. В бабушкиной каморке подросший Саша спал уже на трех связанных бечевкой стульях. Вероятно, сжатое пространство продолжало довлеть над ним и после переезда из подвала. Он мысленно расширял его и однажды не смог остановиться.
— Градский волевой человек?
— Никогда не думал, что он бросит курить! Александр Борисович терпеть не может фотографироваться, уговорить невозможно. «Полно портретов, возьмите старый! Зачем делать новые, кому это надо?» — обычно возражает он. И только на фотоизображения, окутанные легким никотиновым дымком, его не приходилось уламывать полдня. Сядет с сигареткой — мол, ну разве что так. Проблемы начались, когда курение стало, мягко говоря, не приветствоваться. Срывал съемки, отказываясь фотографироваться без сигареты, даже на обложку предыдущей книги «The Голос» выбрал фото, где сладко затягивается, чем доставил массу проблем и мне, и издательству.