От фурора до раскола. Как на Таганке появился самый прогрессивный театр в СССР
В 1946 году в Москве был создан Театр драмы и комедии, в котором играли молодые воспитанники театральных студий и актеры периферийных театров. Следующие два десятилетия существования площадки прошли безуспешно: интересных постановок в программе не было, зрители на спектакли не шли. Так, незаметно, начиналась история одного из самых знаковых театров Москвы. С конца 1960-х билеты на спектакли Театра на Таганке стали символом престижа, как машина, квартира или заграничная одежда. Театр называли «островком свободы в несвободной стране». Продолжая проект «Азбука российской культуры», «Сноб» публикует текст на букву Т — о Театре на Таганке.
Режиссер, перевернувший все
История превращения малозначимого и неинтересного театра в одного из гигантов советской культуры неразрывно связана с Юрием Петровичем Любимовым. В 1963 году ему, актеру и режиссеру Театра им. Вахтангова, а также преподавателю Театрального института имени Бориса Щукина, предложили возглавить прозябающий на Таганской площади Театр драмы и комедии. Любимов согласился, но поставил одно условие: он полностью изменит репертуар и приведет новых актеров. Условие было принято, и 23 апреля 1964 года для Театра драмы и комедии началась новая эра.
Юрий Петрович был поклонником «эпического театра» Бертольда Брехта, которого он считал равным Шекспиру и Мольеру и чьи принципы хотел перенести на российскую сцену. Этот немецкий драматург считал, что необходимо покончить с иллюзией в театре и дать зрителю возможность самому решать, на чьей стороне правда. Не брать его за руку и не вести по истории. Никакой линейности, абсолютного реализма и четкого определения хорошего и плохого. Зритель Брехта не должен был впадать в катарсис вместе с актером, а сохранять способность критически оценивать происходящее. Актер же — всего лишь рассказчик, пересказывающий ситуацию немного со стороны.
Любимов повесил в фойе обновленного театра портреты Бертольда Брехта, Всеволода Мейерхольда и Евгения Вахтангова — их режиссер считал идейными столпами. Райком настоял на том, чтобы к этим трем портретам непременно добавили Константина Станиславского. Родство Станиславского с новыми принципами театра не просматривалось совершенно, но перечить секретарю партии было себе дороже — пришлось уступить.
Первой постановкой театрад под руководством Любимова стала пьеса все того же Брехта «Добрый человек из Сезуана». Спектакль был дипломным проектом студентов-третьекурсников из «Щуки», которых Юрий Любимов привел с собой в театр.
Зрелище было совершенно авангардным и новым для Москвы, привыкшей к МХАТовскому театру на основе идей Константина Станиславского, где актеры старались максимально глубоко вжиться в роль, а сцена должна была превратиться для зрителей чуть ли не в реальность. На Таганке все было иначе. Актеры нарушали священное неписанное правило не обращаться к зрителю и активно ломали четвертую стену. На сцене вообще отсутствовал занавес, а декораций был абсолютный минимум. Сейчас такие приемы нередки — их стали использовать как раз вслед за Таганкой, но тогда они произвели фурор.
Владимир Высоцкий, самый знаменитый актер Таганки, который присоединился к коллективу вскоре после создания театра и играл в одной из постановок «Добрый человек из Сезуана», воспоминал о том, как театр изменил привычные методы работы на сцене:
Многие музыкальные фрагменты написаны для того или иного персонажа. Каждый персонаж имеет свою музыкальную тему, под которую он работает. Иногда эта музыка обязывает людей двигаться не так, как в жизни. <...>В этом спектакле я играю роль безработного летчика. <...> в сцене свадьбы этот безработный летчик выгоняет всех гостей со сцены, всех участников свадьбы. Свадьба рушится. В этот момент я играю так, что, как написал один критик, «пол ходит ходуном». Жилы набухают. Кажется, выше никуда не простучишься, уже потолок. Такое нервное напряжение и такой уровень темперамента, что выше прыгнуть уже нельзя. И тогда на помощь приходит песня, «Песня о Дне Святого Никогда», которая позволяет вспрыгнуть еще на одну ступеньку выше, еще сильнее воздействовать на зрителя. Песня моего персонажа — Янг Суна — не только не отвлекает людей от того, что происходит на сцене, а, наоборот, усиливает понимание характера человека, которого я играю.
«Добрый человек из Сезуана» вызвал огромный резонанс. На фоне всеобщей «МХАТизации» театров, переложенные на отечественную сцену принципы Брехта вызвали шок. Новую постановку понимали и принимали не все. Но театр поддержали многие известные в Союзе люди, в том числе, например, физик Петр Капица и режиссер Евгений Симонов, а главное — проголосовал зритель. Несмотря на то что в репертуаре театра на тот момент была всего одна постановка, зрительский зал заполнялся до отказа. За Таганкой быстро закрепилось неофициальное звание самого авангардного театра в СССР.
Поэтический театр
После первого успеха Любимов ввел в театре новое направление — поэтическое. И на некоторое время оно стало главным в постановках. Поколение шестидесятников буквально сходило с ума по поэтам-публицистам. Сейчас в это непросто поверить, но тогда поэт был кем-то вроде рок-звезды или популярного стендап-комика. Чтение стихов проходило на стадионах, и послушать своих кумиров приходили тысячи советских граждан.
Дебютным поэтическим спектаклем на сцене Таганки стали «Антимиры» на стихи Андрея Вознесенского. Этот неординарный поэт в 1960-е подвергался критике со всех сторон. Наравне с Евгением Евтушенко и Беллой Ахмадулиной его искренне ненавидели маститые советские профессионалы от пера. Например, в этих строчках стихотворения Игоря Кобзева «Комсомольским активистам» подразумевался именно Вознесенский: