Без сценария
Что общего у стендап-комика, балетного артиста, хирурга и космонавта? Они все знают: лучший план — это готовность от него отказаться. Когда на кону — сцена, жизнь или высота в 400 километров над землей, остается только одно — импровизировать.
Андрей Максимов, актер театра и кино («Фишер», «Москва слезам не верит»)
Импровизация — неотъемлемая часть моей профессии. Я учился на курсе Камы Мироновича Гинкаса, который всегда призывал нас ломать четвертую стену, чтобы видеть, слышать и воспринимать, что происходит вокруг нас. Например, когда люди в зрительном зале чихают, можно пожелать им здоровья, а когда выпившие зрители комментируют что-то, можно вступить с ними в диалог, но важно знать меру. Я люблю импровизировать, поскольку это позволяет актеру быть более непосредственным. И уверен, что актерская профессия невозможна без умения импровизировать, потому что на сцене может произойти все что угодно, и ты должен мгновенно на это отреагировать.
Александр Таратынов, начальник караула 58-й пожарно-спасательной части, капитан внутренней службы
Импровизация — это любой пожар. Так как одинаковых пожаров не существует, как и ситуаций на них, импровизировать приходится всегда, начиная с тактики тушения, использования разного пожарно-технического вооружения и заканчивая спасением людей.
Мигель, хореограф, режиссер, продюсер
Импровизация ворвалась в мою жизнь неожиданно. Это случилось во время работы над иммерсивным спектаклем «Вернувшиеся», где я впервые познакомился с актерской техникой Viewpoint Анны Богарт и Тины Ландау. Поскольку эти женщины имеют прямое отношение к хореографии, соединение движения, физики и мгновенной реакции на партнера стало для меня одним из самых ценных открытий. Мы, танцовщики, часто пытаемся «сфотографировать» момент вдохновения, чтобы повторить его, но либо не можем этого сделать, либо в нашем сознании он уже трансформируется, и мы воспроизводим нечто иное. Именно поэтому техника, которая на физическом уровне учит запоминать ощущения и чутко относиться к импульсам, проникающим в тело каждую секунду, оказалась так важна. Она задействует всего человека — не только глаза и уши, как это часто бывает у танцовщиков, а распределяет ответственность за восприятие между всеми органами чувств. Это сразу же покорило меня и как творца. Я начал глубоко изучать этот метод и до сих пор все свои мастер-классы и занятия строю на его основе, чтобы научить артиста — будь то танцовщик или актер, — воспроизводить собственные ощущения через персонажа на сцене. Меня гораздо больше интересует творческая коллаборация, совместное создание движения, которое кажется мне ярче и богаче возможностями, чем заученная чужая хореография, надетая на тело как костюм. Так импровизация вошла в мою жизнь — плотно и навсегда.
Есть такая меткая поговорка: «Хорошая импровизация — это подготовленная импровизация». Я трактую ее иначе. Для меня подготовленный — это не значит заучивший заранее определенные связки, которые потом пытаешься встроить в незнакомую музыку или танец. Такая практика, кстати, часто встречается у уличных танцовщиков на баттлах. Я же считаю, что должно быть подготовлено тело и настроены рецепторы восприятия, которые дадут тебе возможность рассказать свою историю через танец. К сожалению, многие об этом забывают, и поэтому большинство хореографических произведений представляет собой бессмысленное движение либо опирается на дополнительные инструменты, чтобы донести идею. А главный смысл в танце рождается из языка самого движения. И чтобы этот язык поймать, тело танцовщика должно быть готово принимать, трансформировать и отдавать импульсы. Это должно быть понятно всем. Очень удобно каждый раз оправдываться, что ты делаешь нечто элитарное, понятное лишь избранным. Но я считаю, что творчество не должно делить людей на касты или классы: оно для всех.
Моя личная «станция импровизации» начинает работать тогда, когда я вижу причину и смысл каждого движения, которое исполняет танцовщик на сцене или в зале.
С сериалом «Искусство падения» получилось забавно. Это был мой первый опыт в таком большом проекте. Объем работ давил грузом ответственности, но это не мешало постоянно находиться в состоянии импровизации. Мне повезло с командой, которая меня в этом поддерживала. Бывало, мы с оператором-постановщиком обменивались несколькими сигналами и понимали, что камеру нужно включить именно сейчас — во время репетиции, в момент, когда актеры отдыхают и не заняты воспроизведением сцены. Многие из этих репетиционных кадров вошли в финальный монтаж.
Актеры могут говорить, что они выключаются, когда не играют, но это не так. С того момента, как ты начинаешь работать с хорошим актером, ты существуешь не с ним, а с его персонажем. И самые искренние моменты часто случаются не по команде «мотор!», а когда камера выключена: когда они курят, передвигаются по площадке или просто репетируют. В этот момент они находятся в персонаже гораздо глубже, чем когда горят желанием стать лучше перед объективом. Я часто включал камеру именно в такие, неподготовленные, моменты. И делал я это еще и потому, что вижу большую проблему в воспитании исполнителей: не многие из них умеют повторять. А повторение в импровизации — ключевой навык. Тело — это пластилин, оно должно запоминать действия и эмоции, ведь нам приходится снимать множество дублей.
Евгений Чебатков, стендап-комик
Пишу этот текст на заднем сиденье автомобиля с непроизносимым китайским названием. Честно, я еще не знаю, о чем будет эта колонка, но ведь так и должно быть, когда пишешь про импровизацию.
Выходя практически каждый день на сцену со стендап-комедией, ты начинаешь по-другому оценивать импровизацию как таковую. Тебе кажется, что мало просто не растеряться и среагировать, нужно еще быть предельно точным, остроумным и оригинальным. Также начинаешь понимать, где ты пошел интересным, новым путем, а где заполучил «дешевый» смех, используя маты или кривляния. Высокие требования к импровизации неминуемо появляются у каждого человека, решившего профессионально связать себя с комедийным жанром, что нельзя сказать о начинающих комиках-любителях, у которых искренний восторг вызывает любое отхождение от написанного заранее. Один мой знакомый комик-новичок называл это «сойти с ума на сцене». Выглядит это так: он выходит к зрителям без заготовленных шуток и начинает спрашивать место работы у рандомных людей, после чего коверкает их ответы, пытаясь предположить особенности сексуальных предпочтений представителей той или иной профессии.
На мой вкус, такое шоу можно и пропустить. И тут важно подчеркнуть, что сам я какую стыдобу только ни вытворял, лишь бы заполучить желаемую реакцию. Все дело в том, что тишина после шутки — это один из самых страшных звуков, и на начальных этапах ты делаешь такие невообразимые вещи, чтобы хоть как-то заглушить это высасывающее молчание. Ты поешь, отбиваешь ногой, повторяешь: «Ну вот как-то так», — лишь бы спрятать отсутствие смеха. Никому не пожелаю испытать это мерзкое чувство, но, если решите выступать со стендапом, — первые годы только оно и будет с вами.
Однако сейчас, думая об импровизации, мне стало ужасно любопытно: а когда впервые я сам схлестнулся с ней на сцене? И я понял, что это было задолго до того, как в моей жизни появился стендап.
Это случилось в 2008 году в Томске, где на тот момент я был студентом-первокурсником Томского государственного университета. И не абы каким, а рэпером, прошу прощения!
Тогда скользкая, кривая дорожка хип-хопа появлялась в жизни множества мужчин моего поколения. Кто-то, едва ступив на нее, сразу же сворачивал на понятную, твердую тропинку «учеба, работа, отношения». Кто-то, сделав несколько шагов, переходил на болотистую «пьянки, гулянки, девочки». Ну а самые несчастные прямо из хип-хопа перепрыгивали на дорогу, где им предстояло бродить по лабиринту без выхода и цели под названием «КВН».
Мне же тогда хотелось встать на рэп-тропу уверенно и надолго, во многом из-за того, что со мной рядом находился мой кореш Слава.
Славик был не просто вдохновитель, он был мой ориентир в рэп-игре. Он долго рассказывал мне о философии жанра, восполнял мои пробелы в культуре, показывал культовые клипы и включал легендарные альбомы. Наравне с микро- и макроэкономикой я поглощал науку темнокожих артистов из Гарлема. Хриплые голоса лаяли английскими словами из колонок, пока этот ломаный ритм сводил меня с ума. Я был поражен хип-хопом, сбит им с ног наповал.
И конечно же, настал момент нашего первого совместного выступления со Славой. Плечом к плечу, в широченных джинсах, как будто мы не в Западной Сибири вовсе, а на Восточном побережье, мы выскочили на сцену на посвящении студентов ТГУ.
Текст был написан заранее, многократно отрепетирован, даже наши действия были продуманы: кто выходит вперед, кто назад, когда мы начинаем «качать», а когда даем толпе покричать. Да и зрители были заряжены, тем более что нет более благодарной публики, чем студенты-первокурсники. Тысячи глаз смотрели на нас в ожидании яркого впечатления, и я не буду скрывать — они его получили.
Первым свой куплет должен был исполнять Славик, и я был абсолютно спокоен. Меня даже не смутило, что перед выходом на сцену он начал обильно заправляться водкой. Я подумал: «Может, это для связок и раскрепощения». Тогда я еще не знал, что мой напарник панически боится сцены.
Поборов свою фобию, он, к сожалению, уже не смог стоять на ногах, и, выйдя на сцену, за несколько секунд до своего вступления буквально свалился в зрительный зал. Я никогда не забуду это чувство публичного одиночества, которое я испытал в тот момент: Славик тонет в толпе первокурсниц, я тону на сцене под удивленными взглядами и агрессивными звуками нашей минусовки.
И вот тут произошел щелчок. Я как будто отпустил себя полностью и просто начал рифмовать обо всем происходящем. В казахской традиции такой человек называется «акын» — это поэт-импровизатор. И, как настоящий степной акын, я начал выдавать вообще все, что испытывал на сцене.
Мне сложно оценивать, как это было с точки зрения именно рэпа (скорее всего, очень плохо), но шоу получилось великолепное. Исполнив заготовленный припев, я не стал переходить к своему куплету, а просто решил и дальше фристайлить на потеху публике.
После этого выступления для меня буквально все изменилось.
Я начал выступать на посвящениях, конкурсах талантов, студвесне и на рэп-батлах. Я был так раскрепощен на сцене, потому что знал, что в любой момент могу начать фристайлить и все пойдет как по маслу.
И оно правда выходило отлично.
Но думаю, важно подчеркнуть, что все фристайлы получались у меня на сцене, потому что до этого, все школьные годы, я учил стихи русских классиков наизусть. Подсознательно мы храним огромное количество информации (иногда даже полезной), поэтому весь фурор от фристайла происходил в первую очередь благодаря Пушкину, Есенину, Блоку, Маяковскому и многим другим, и я никогда не перестану склонять голову перед великими.