Поступки
Настоящие романтики
«Какой самый романтичный поступок вы совершили в жизни?» — в ответ на этот вопрос GQ больше сотни раз услышал в трубке фразу: «Мне нечего рассказать, я не романтик». И лишь 19 смельчаков приняли участие в нашем проекте, что приподнимает их над остальными. И кстати, далеко не во всех историях речь идет о любовных подвигах.
Свой самый романтичный поступок я совершил дважды. Точнее, через десять лет я его повторил. Когда мне было 14 лет, я любил одну девочку. Ей тогда было 12. На дворе стоял декабрь, мы с ней поссорились, и я приехал в ее коттеджный поселок мириться. Денег мне хватило только на маршрутку до поселка и на одну розу. Вот с этой красной розой в руках и в рваных кедах (я их надел специально, чтобы на фоне богатых домов выглядеть уличным хулиганом) я вопрошал у охранников с помповыми ружьями: «Где Аня?» Мне сказали, что она катается на велосипеде. Я был в шоке! Как вообще она может кататься на велосипеде, когда мы поссорились?! Тогда я решил оставить розу в сугробе и гордо уехать домой. Я шел к остановке маршрутки, в плеере играла «Каста», когда на велосипеде меня догнала Аня, нашедшая алую розу в снегу.
Мы расстались. Но первую любовь забыть нельзя. И вот случайно через десять лет мы встретились. На дворе снова декабрь. Я взял машину у друга, загрузил туда сотни красных роз и вновь поехал в какой‑то поселок в Подмосковье, в котором она отмечала Новый год. Ситуация осложнялась тем, что у меня не только не было прав, но я вообще не умел водить машину. С горем пополам и помощью друга по телефону, путая дворники с поворотниками, я добрался до нужного дачного поселка и в нем посадил машину в кювет. Значит, это то самое место, решил я, вышел из машины и начал расставлять розы в сугробы. Вокруг было снежное поле, и посреди зимы на нем выросли сотни роз. Руки я себе исцарапал так, что они потом заживали еще три недели. Я пошел к дому, в котором Аня справляла Новый год, и попросил ее друзей передать ей, что роза в сугробе и что она должна идти направо. Поле с розами было метрах в тридцати от дома, и по пути к нему я у каждого фонарного столба поставил по цветку, которые должны были указывать ей направление. Вот так ровно через десять лет Аня нашла меня, посадившего машину в кювет, и целое поле роз.
Как и других советских научных работников, ближе к осени меня на две‑три недели отправляли на сельхозработы. Плохо было вставать рано и со всеми сортировать картошку или веять зерно. Однако потом меня перебросили на ферму, где я с вечера до утра совковой лопатой сгребал с деревянного настила коровий навоз. Работали мы на пару с местным скотником, притомившись, пили мутный деревенский первач и в общем были довольны жизнью. Но вот однажды я застал своего напарника озабоченным. Хотя самогонки в нем было уже немало, он приметно нервничал, потому что корова в угловом стойле вторые сутки никак не могла разродиться. Временами она от боли кричала почти человеческим голосом, потом, ослабев, затихала. Иногда он ходил ее проведать, но дело не двигалось.
Под утро скотник налил мне и себе еще по стакану, принес откуда‑то несколько метров толстой веревки, и мы пошли к корове. Теленок лежал неправильно, и вместо головы из коровьего нутра торчала пара прозрачных, будто из янтаря, копытцев, еще никогда не ступавших на землю. Мы повязали их веревками и дальше почти два часа тянули, тянули и в конце концов вытащили на свет божий новорожденного. Смотрели, как его, живого, мать вылизывает языком. В тот день на радостях мы совсем надрались, и я до сих пор вспоминаю эту историю с неизбывной нежностью. Помня и то, что нет «закуски» более отвратительной, чем только что надоенное горячее коровье молоко.
В 1985 году в Москве проходил небезызвестный международный кинофестиваль. Штаб‑квартира его располагалась в гостинице «Россия». В одном из ресторанов гостиницы после кинопросмотров собирались выпить и закусить наши и зарубежные артисты. На второй день фестиваля я пришел туда с моим приятелем пообедать. В разгар трапезы к нашему столу подошел молодой латиноамериканец — студент ВГИКа — и на ломаном русском объяснил, что со мной очень хочет познакомиться мексиканская актриса. Я был не против, и за столик к нам подсела молодая красивая женщина и начала лопотать что‑то по‑испански. Звали ее Сокорро Бонилья. Я не понимал ни слова, а она смотрела на меня такими влюбленными глазами и все что‑то говорила. Пришлось общаться жестами. Я заказал ей шампанского и черной икры, которая ей не понравилась. Заказал красной. Она столовой ложкой ела красную икру, которую пробовала первый раз в жизни. Пообедав, мы встали из‑за стола, а Сокорро вместе с нами вышла на улицу, села в машину, и в итоге все дни кинофестиваля она провела со мной. Она забыла про свою делегацию, не была ни на одном просмотре, ни на одном показе, ей звонил и ругался ее брат, известный мексиканский кинорежиссер, а она, представляете, прожила у меня дней десять. Это была очень романтичная история. Я возил Сокорро по всей Москве. Даже нанял студентку из института Мориса Тореза, которая помогала нам с переводом, потому что по‑английски Сокорро не говорила. Но время пролетело быстро, и наступил последний день кинофестиваля, вечером ее делегация улетала. Я отвез ее в гостиницу «Россия», вручил на память подарки — матрешки, часы с браслетом, расписанным под хохлому, сережки, и мы простились. И представьте себе, мы встретились вновь. Правда, лишь через 30 лет на передаче Андрея Малахова. Андрей как‑то разыскал Сокорро, привез в Москву и устроил мне сюрприз в эфире.
Мой самый романтичный поступок совершился сам собой. Наверное, в этом и есть смысл романтики. Дело в том, что моя жена Катя материализовалась из моей книги. Я писал роман, героиней которого была красавица, живущая в Мытищах, и ее звали Катя. Через какое‑то время я пришел в издательство, которое возглавлял, а там на месте редактора сидит Катя — красавица из города Мытищи. Сначала мы просто друг другу не поверили. Она даже думала, что я имею к ней какой‑то специальный интерес. И только когда мы поженились, она в старом компьютере нашла, что я действительно писал о Кате из Мытищ в своем романе «Акимуды», и все соединилось. Но до сих пор я не знаю, материализовалась ли она реально из книжного пространства, или она живая женщина. Вот такая загадка.
Соавтором, пожалуй, самого романтичного поступка в моей жизни стала моя супруга Алла. На тот момент мы еще не были женаты. И как раз думали, как лучше узаконить наши отношения. Мы тогда большую часть времени проводили в Штатах, где я защищал цвета клуба НБА «Нью‑Йорк Никс». Свадьбу нам хотелось сыграть запоминающуюся, поэтому мы стали ждать перерыва в чемпионате на Всезвездный уик‑энд (NBA All‑Star Weekend), чтобы провести свой — медовый уик‑энд в Вегасе.
Мы приехали в Вегас, заселились в гостиницу и стали узнавать у консьержа адреса часовен. Объяснили, что через несколько дней у Аллы уже запланирован вылет в Москву, поэтому свидетельство о регистрации брака нам надо получить сразу. Консьерж сказал, что если провернуть все прямо сегодня — в пятницу, то уже завтра мы сможем получить заветный документ. В противном случае его придется ждать почтой дней десять. Услышав это, мы в чем были, в том и прыгнули в лимузин. Поехали в ту самую часовню, где узаконивали свои отношения Майкл Джордан, Фрэнк Синатра, Бритни Спирс, Брюс Уиллис с Деми Мур.