«Это мощное зеркало для города»: как меняется отношение людей и власти к паблик-арту
В конце 2000-х Марина Звягинцева была в числе первых художников, кто стал работать на улице. Ее работы можно увидеть в Москве, Норильске, Твери — и везде они вписаны в городскую среду, заставляя людей иначе смотреть на знакомые места. В интервью Forbes Life она рассказала, чем паблик-арт отличается от стрит-арта и почему меняется отношение к нему и во власти, и в бизнесе, и в обществе.
В отличие от большинства художников, которые приходят в искусство с улицы, прославившись своими граффити и фресками, и получают заказы галерей и музеев современного искусства, Марина Звягинцева сначала стала профессиональным художником, а потом вышла в открытое пространство городов.
В ее портфолио — проекты в Морозовской детской больнице, в публичной библиотеке, в музейных садах и парках, в спальных районах. Звягинцева украсила фасад городской библиотеки Норильска слоганом «Вечная теплота» (первый паблик-арт в городе), провела акцию «Утопи свои печали» на лодочной станции в Москве и создала гигантский кроссворд на здании завода в Твери.
— В отличие от стрит-арта паблик-арт согласован с городскими властями, владельцами пространств и часто выполнен по заказу. Паблик-арт иногда путают с праздничным оформлением, за уместность которого накануне Нового года москвичам даже предлагали голосовать. В чем разница?
— Украшательство, если оно избыточное, может вступать в диссонанс с атмосферой. В норме оно просто напоминает нам о празднике. Но в любом случае это временные конструкции, которые работают как игрушки на елке. Паблик-арт несет более глубокие смыслы. Он призывает к изменениям. В каждом городском пространстве есть свои проблемы, которые паблик-арт старается решить, воздействуя на эмоциональную среду. Художник должен зацепить зрителя и переключить на другую волну восприятия.
— Но при этом вы не стремитесь вызвать конкретную эмоцию?
— Это не НЛП, когда тебя программируют на что-то. В каждой точке пространства изначально есть своя эмоция, с которой нужно работать. Например, в Морозовской больнице я пыталась избавить людей от страха, а инсталляция «Притяжение» на Царицынском пруду была про необходимость живого общения. Каждый объект решает свои задачи.
Паблик-арт должен быть привязан к конкретному пространству (site specific), производя вау-эффект именно в данном месте, для данных людей. Почему «Большая глина №4» (работа Урса Фишера у Дома культуры «ГЭС-2». — Forbes Life) вызывает такой негатив? Потому что она не для Москвы сделана.
— В условиях повышенной тревожности должен липаблик-арт успокаивать или он все равно может позволить себе быть провокационным?
— Когда люди находятся в депрессии, а паблик-арт выводит их из этого состояния, то это хорошо. Помогает с чем-то примириться — тоже неплохо. Но если культивирует негативные чувства, то долго не проживет. В формате кратковременного злободневного высказывания скорее может существовать акционизм, а паблик-арт — это темпоральное явление, которому предназначено существовать в городской среде годами. Поэтому он скорее говорит о вечных, а не о сиюминутных вопросах.
При этом ты никогда точно не знаешь, как люди отреагируют на твое искусство. Художник, выходя в городскую среду, всегда осуществляет некий эксперимент. Отличный пример — «Опрокинутая дуга» Ричарда Серра. Недовольство публики было настолько сильным, что инсталляцию в итоге демонтировали (работа простояла в центре одной из нью-йоркских площадей с 1981 по 1989 год. —