Закат культуры и сексуальная революция
Филолог и искусствовед Арсений Дежуров обнаруживает в повседневности признаки заката цивилизации и подкрепляет доводы примерами из мировой культуры. В этом номере – полуголые боги и любовь без обязательств.
монахи Средневековья, моралисты Нового времени, новейшие философы сходятся во мнении, что падению Рима сопутствовал упадок нравов. Освальд Шпенглер, обобщая итоги европейской цивилизации, назвал сексуальную вседозволенность третьим признаком заката Европы. С горечью немецкий ученый взирал на крушение консервативной морали. Старый мир трещал по швам – Первая мировая война, крушение царской власти в России…
А кроме того, изобрели бюстгальтер, Коко Шанель ввела моду на женский загар, приличную одежду стали вытеснять американские штаны из грубого денима (в 1960-е их назовут джинсами). Наступила пора общечеловеческого бунта против религиозных запретов в интимной жизни – то, что неофрейдисты назовут «сексуальной революцией»
Писать об истории секса трудно по многим причинам. Главная – стыдливость. Не стыдливость ученого, ибо только одна наука понимает (да и то не всегда), что такое стыд, – этика. Причина в стыдливости культуры. О сексуальных отношениях не было принято разговаривать, а те, кто держался иного правила, прослыли бесстыдниками. О половой жизни былых времен мы знаем преимущественно от людей скандальных – сеньор де Брантом наблюдает за Возрождением, маркиз де Сад фантазирует на фоне нарождающейся революции. Что думали о сексе молчаливые люди, мы не угадаем, так что восстановить общую картину почти немыслимо.
Можно предположить, что во все времена интимная жизнь была примерно одинаковой: были люди страстные, распутные, целомудренные, холодные, застенчивые, невезучие, пресытившиеся, романтичные и еще много какие, и всякие на свой манер продолжали историю рода человеческого. И сказать тут толком нечего.
Иное дело – разговор о нравах – не о практике частной жизни, а о теории, что считать хорошим и предосудительным в отношениях полов. И здесь мы располагаем значительным материалом, ибо о том, что такое хорошо и что такое плохо, готовы рассуждать все круги народонаселения – от святых до гимназисток.
Именно о том, что такое «хорошо» и «плохо», то есть что было принято в обществе и что стало постыдно с годами (и наоборот), будет нынешний разговор. И тут, несомненно, возникает вопрос: о какой сексуальной революции можно говорить применительно к грекоримскому миру? Ведь очевидно – эрос язычника-грека был гораздо шире, чем у христианина-европейца. Какой сексуальной революции можно было ждать в Древней Элладе, которой заправляла шайка полуголых богов с шаткими принципами?
Но греки не были безнравственны. У них была другая, дохристианская мораль. А другая мораль не означает ее отсутствие.
Однозначно, ханжи и брюзги древности никогда бы не нашли взаимопонимания с нынешними поборниками нравственности. Скажем, камень преткновения – женщины и мальчики. В нашем обществе женщина – мерило красоты, брачные отношения – основа нравственного образа жизни. При этом наша культура – от Боттичелли до рекламщиков – беззастенчиво обнажает женщину. Однако если бренд раздевает мужчин, это вызывает косые взгляды общественности, казалось бы, уже ко всему готовой.