Три пощёчины

Узнав, что мы пишем о людях, чьи судьбы связаны с колымскими репрессиями, представители музея ГУЛАГа посоветовали обратиться к Фёдору Гансовичу Редлиху. Фёдор Редлих работал заведующим корпунктом и собственным корреспондентом АПН по Северо-Востоку СССР, а также перевёл книги австрийца Герберта Киллиана, сосланного на Колыму.

серебряным орденом
Замка Локкенхаус.
Личный архив
Фёдора Редлиха
Поговорить о судьбе австрийцев в Советской России; увидеть вживую снимки, сделанные лауреатом премии Союза журналистов «Золотой глаз России», я отправилась в подмосковное село с самым птичьим и трепетным названием — Жаворонки.
— Фёдор Гансович, как ваша семья оказалась в России?
— Мой отец — австриец, родился в Вене. В феврале 1934 года участвовал в восстании Шуцбунда против Гитлера, которое было подавлено, и многие, спасаясь от преследования, эмигрировали из Австрии, в том числе в Советский Союз. Папа всю блокаду работал на Кировском заводе Ленинграда и за время войны сдал около двадцати литров крови, одним из первых став почётным донором СССР.
В Ленинграде оказались многие шуцбундовцы, среди них — Фриц Фукс, диктор блокадного Ленинграда. Его репортажи на немецком языке ежедневно передавались из осаждённого города. Даже обессилев, лёжа на носилках, он комментировал матч, который транслировался на передовую.

— Когда вы впервые побывали в Австрии?
— Я родился в 1936 году в Ленинграде. За два дня до начала войны мама уехала к бабушке в город Александров, где некогда был центр опричнины — Александровская слобода. Так что всю войну я провёл под Москвой.
Отца в 1946 году командировали в Австрию для работы в управлении советским имуществом. В 1947 году он вызвал маму и меня к себе. Всего в Австрии я прожил три года. После этого мы с мамой уехали в СССР, а после смерти Сталина вернулся и папа. Поскольку, когда я родился, отец ещё был гражданином Австрии, то впоследствии мне, уже 60-летнему, было предоставлено австрийское гражданство с сохранением российского.
— Когда вы стали заниматься фотографией?
— По-настоящему я начал снимать в институте, когда учился в Москве на переводчика английского и немецкого языков. Мой первый настоящий снимок — «Последний дворник Москвы», 1957 год.

— Как вы попали на Колыму?
— По окончании института я получил вольное распределение, и в 1961 году меня взяли на работу в АПН, в редакцию политических публикаций. В 1967 году утвердили собственным корреспондентом АПН по Северо-Востоку СССР с корпунктом в Магадане. За четыре года я объездил всю Колыму, часть Восточной Якутии, Чукотку, побывал на острове Врангеля и на Камчатке. За время работы в Магадане мои материалы были опубликованы в 37 странах мира, от Чили до Финляндии, от Новой Зеландии до Гренландии.
— Каких людей вы встретили на Колыме?
— Одна из важнейших для меня встреч — с Петером Демантом. В мою первую командировку на Колыму директор одного из приисков, Владимир Ефимович Фейгин, интеллигент, со смущением спросил меня: «А почему вы Гансович? Немец?» — «Нет, у меня папа австриец». — «А у нас в посёлке Ягодное как раз работает один австриец. Петер Демант. Был осуждён на 10 лет, теперь освобождён, реабилитирован, принял советское гражданство, грузчиком работает».

Приезжаю в Ягодное, иду на базу, спрашиваю. Говорят: «Вот он, Петер Зигмундович, с рюкзачком». Кричу: «Герр Демант!» Он встал: руки по швам, шею втянул. Объясняю: «Господин Демант, не волнуйтесь. Я журналист, работаю в Магадане, мой отец австриец».
Мы сразу же подружились. Он сказал, что мне непременно стоит увидеть озеро Джека Лондона, крупнейший высокогорный водоём на Колыме. Тогда я решил сделать материал об этом озере для США. 10 дней мы провели вблизи озера. Обошли 200 километров, я сделал много снимков. В августе температура была +26 градусов, а лёд ещё не сошёл. На озере Джека Лондона я сделал портрет Деманта. Снимок называется «Колымский оптимист». На его лице 101 комар — я сосчитал.