Траурные церемонии

«Я грешу, вас слушая, — мне вас любить нельзя. Вдова должна и гробу быть верна». Так пушкинская Донна Анна говорит Дону Гуану, ещё не подозревая, кто он. Но это, что называется, художественное преувеличение. Ни один траур не длился вечно, оставляя шанс на новую жизнь. И тем не менее Пушкин завещал Наталье Гончаровой носить траур по нему не более двух лет. К чему же обязывали вдову эти «два года траура»?
Смерть как лучшая доля
В XVI-XVII веке траур проходил относительно спокойно. Смерть человека, безусловно, печалила его близких, но традиционно её рассматривали как переход в лучший мир. Именно поэтому усопших одевали торжественно: в белый, красный или зелёный бархат и шёлк, а людей попроще — в белую рубаху. Если хоронили представителей правящей фамилии, то обязательно добавляли к погребальной палитре золото и серебро. Окружающие облачались в чёрное или тёмно-синее платье, демонстрируя горе. Одежда могла быть не новой, и это даже приветствовалось — платье с иголочки было свидетельством неуважения к покойному. Близкие должны были не заботиться о внешнем виде, а оплакивать усопшего.
После похорон устраивали поминальные обеды: на третий, девятый, двадцатый и сороковой день. «Кормов» (так ещё называли эти трапезы) должно было быть минимум два, меньше уже считалось неприличным. После сорокового дня, когда, как полагали, у покойного истлевало сердце, траур снимали: ведь в Царстве Небесном ангел уже приводил его душу к Богу. Плакать больше было не о чем.

Смерть как представление
Как и многое в российской истории, траурный церемониал изменился при Петре I. Если раньше и сами похороны, и последующая скорбь были делом личным или семейным, то нововведения Петра сделали церемонию прощания несколько театрализованной, и скорбь постепенно приобрела светский характер. В XVIII-XIX веках российский скорбный этикет приблизился к европейскому, но при этом сама церемония погребения оставалась средоточием православных традиций. На этом стыке религиозных правил и лёгкой светскости русская траурная история и балансировала до начала XX века.
Например, продолжали неукоснительно соблюдать 40-дневный строгий траур: членам семьи усопшего нельзя было участвовать в увеселениях и делать визиты. В идеале это время надо было потратить на размышления о бренности жизни и о собственной душе. Сорок дней близкие покойного проводили дома, но им могли наносить так называемые визиты сочувствия: короткие и очень формальные. Во время них даже не вели беседы, визитёры просто проявляли вежливость.


Появились и чёткие правила, касающиеся траурной одежды. Подробные воспоминания об этом оставила Елизавета Янькова, принадлежавшая к знаменитой семье Татищевых. Вдовам предписывалось носить траур по мужу в течение трёх лет. В первый год платье надлежало шить из шерсти или крепа, на второй год можно было надеть шёлковое платье с кружевом (разумеется, всё чёрное), на третий год начинался полутраур. На торжественные мероприятия поверх чёрного платья можно было надеть серебряную сетку, выбрать одежду с лиловой или серой отделкой. Если же в семье, где ещё продолжался траур, играли свадьбу, то вдова меняла чёрное платье на лиловое.