Он лгал и учил лгать
«Мы не знаем страны, в которой живём» — эту почти реформаторскую по тем временам мысль высказал Юрий Андропов, краткосрочный блюститель высших партийно-государственных постов. А знаем ли мы самого Юрия Андропова?
25 августа 1968 года на Красную площадь вышли семь человек — с протестом против введения войск в Чехословакию.
Павел Литвинов, Вадим Делоне, Владимир Дремлюга, Виктор Файнберг, Лариса Богораз и Константин Бабицкий. Наталья Горбаневская пришла с коляской, где был её грудной сын. Они вышли на Красную площадь и успели развернуть плакаты. После чего «возмущённые граждане» с военной выправкой, поддержанные возмущёнными гражданами без военной выправки, плакаты вырвали, а демонстрантов избили и скрутили.
Когда-то Курчатов распорядился пускать Сахарова в свой институт без пропуска; распоряжение продолжало действовать. Сахаров прошёл в кабинет директора Александрова, выбрал нужный аппарат и позвонил по ВЧ председателю КГБ. Он сказал, что очень обеспокоен судьбой арестованных демонстрантов. Андропов ответил, что он крайне занят в связи с Чехословакией. Но он думает, что приговор не будет суровым.
Его предположения, в общем-то, подтвердились. Через полтора месяца Пролетарский нарсуд Москвы троих демонстрантов приговорил к ссылке, двоих к лагерям на два года, Файнберг был направлен в спецпсихбольницу. Все понимали, что могло быть значительно хуже.
Но, собственно говоря, КУДА хуже?
Вход через шкаф
Когда в 1967 году Андропова переводили из секретарей ЦК в председатели Комитета госбезопасности, его подчинённые Георгий Арбатов (впоследствии создатель и первый директор Института США и Канады АН СССР) и Александр Бовин написали ему напутственное стихотворение. Андропов откликнулся — тоже стихами:
Известно: многим Ка Гэ Бе,
Как говорят, «не по губе».
И я работать в этот дом
Пошёл, наверное б, с трудом,
Когда бы не случился впрок
Венгерский горестный урок.
Когда я начал понимать,
Что Правду должно защищать
Не только словом и пером,
Но если надо — топором.
Чтоб прощелыга или тать
Не смел поганить и топтать
То, что, уверен я вполне,
Вам так же дорого, как мне.
И Бовин, и Арбатов к тому времени (невзирая ни на что) ещё сохраняли оттепельные иллюзии и надежды, верили, что им, как и Андропову, дорого, пусть и с некоторыми оговорками, одно и то же. Конечно, они ошибались. Скажем, Андропов искренне не любил диссидентов.
Тогдашний товарищ Бовина, знаменитый скульптор Эрнст Неизвестный написал потом и о них, о «консультантах» (кстати, эту привилегированную должность впервые ввёл у себя в отделе именно Андропов): «Когда наступила оттепель, многие из моих тогдашних друзей, считавших себя коммунистами либерального толка, пошли служить, чтобы изменять структуру общества изнутри, пошли в Сперанские, благо их пригласили. Я говорил им, что это нереальная идея: если ты являешься маленькой, заменимой частью большой кибернетической машины, то как ты её можешь изменить? Но они пошли, и, естественно, машина изменила их, что и следовало ожидать от машины. Я знаю рафинированных интеллигентов, которых перемололо, круг интересов которых начал сужаться, которые разучились разговаривать и начали мычать»...
К чести Александра Евгеньевича Бовина, «мычать» он так и не начал.
Вспоминает Бовин свой первый приход в гости к «новому» Андропову: «Зашёл в приёмную. Вожу глазами, но не вижу дверь в кабинет. Шкафы есть, двери нет. Оказалось, вход как раз через шкаф. Входишь в шкаф, попадаешь к шефу КГБ. Конспирация, перерастающая в глупость. Убрали потом шкаф...»
Загадочное прошлое
Начало жизни самого Юрия Владимировича состоит из одних загадок. Кто был отцом? Немец? Или (страшно вымолвить) еврей? «Патриоты» до сих пор спорят, что-то «выяснить» пытаются... Где родился? Каково «социальное происхождение» — вопрос в тридцатые годы далеко не праздный. Как делал карьеру, через что (и кого) приходилось при этом переступать?
Можно ли говорить о предательствах? Или просто принять оценку, которую даёт Рой Медведев: «Занимать в тоталитарной системе высокий пост и не предавать время от времени своих друзей, соратников или просто ни в чём не повинных людей было невозможно. Здесь каждый сам делал свой выбор, и каждый сам искал оправдания своим прегрешениям»?
В годы войны Андропов возглавлял комсомол Карелии, по официальной версии — формировал подпольные группы для борьбы с оккупантами. Но позднее сам вообще открестился от своей роли: «Никакого участия в организации подпольной работы я не принимал! Ничего о работе подпольщиков не знаю. И ни за кого из работавших в подполье ручаться не могу»...
Увернулся от катастрофы во время «ленинградского дела». Что спасло? Его покровителем долгое время считался (но был ли?) секретарь ЦК ВКП(б) Отто Куусинен, сам не пользовавшийся серьёзным влиянием.
Выпала счастливая карта — перевели в Москву, в аппарат Центрального комитета партии. Но очень скоро «задвинули» в МИД. Потом — посол в Венгрии. Из документов хорошо видно, что до самого последнего момента он «держал руку» за кровавого Матьяша Ракоши. И «важная точка» в биографии Андропова — работа в Будапеште в горячие дни 1956 года — была важной разве что для него самого. Никаких данных о том, что он играл серьёзную роль в принятии решений о том, как будет подавляться «антисоветское восстание», нет. Да и какую роль может играть посол в присутствии членов Президиума ЦК КПСС Микояна и Суслова, председателя КГБ Серова?