Геополитический хомут
В сегодняшнем школьном учебнике истории привычного многим термина «монголо-татарское иго» вы не встретите. «Опять переписывают историю!» — негодуют некоторые представители старшего поколения. Между тем наука история не «переписывается», это попросту невозможно. Она так пишется.
В 1758 году Михаил Ломоносов завершил работу над первым томом «Древней российской истории от начала российского народа до кончины Великого князя Ярослава Первого или до 1054 года». Рассуждая о сходстве преданий финно-угорских народов со скифскими, он в одном из примеров, в частности, писал: «Опущены в то время были, как скифы о себе баснословили, с неба соха, иго, топор и чаша золотая». У сегодняшнего читателя хорошо вроде бы знакомое слово «иго» в данном контексте не может не вызвать удивления. Между тем современникам Михаила Васильевича было ведомо, что «иго» — это ярмо, иными словами — хомут.
«Горе побеждённым!»
Символическое использование данного предмета зафиксировано ещё в глубокой древности. В 458 году до н. э. римский диктатор Луций Квинкций Цинциннат, победив враждебное Риму италийское племя эквов, подвергьих воинов обряду, одновременно очистительному и унизительному. Они должны были, безоружными, одетыми лишь в нижние туники, во главе со своими вождями пройти под символическим ярмом (jugum на латыни), сооружённым из трёх копий. По тогдашним поверьям, это не только очищало врага от его злых намерений, но и символизировало его подчинение победителю.
Именно римский термин и использовал образованный человек, польский хронист Ян Длугош, который в 1479 году в своих «Хрониках славного королевства Польши» описал власть ордынцев над Русью как jugum barbarum, «варварское иго». Без малого два века спустя учёный монах, архимандрит Киево-Печерской лавры Иннокентий Гизель в сочинении, названном им «Синопсис», и написанном то ли с учебными, то ли с идеолого-политическими целями, впервые употребил это обозначение на русском языке. Вероятно, именно отсюда заимствовал его Николай Михайлович Карамзин, писавший: «… Государи наши торжественно отреклись от прав народа независимого и склонили выю (шею. — А. К.) под иго варваров».
С лёгкой руки
Переоценить влияние «Истории государства Российского» на умы образованной российской публики первой половины XIX века решительно невозможно. Обширность замысла, качество исполнения и несомненные литературные достоинства этого последовательного, отличающегося внутренней логикой изложения курса отечественной истории сделало его одним из самых читаемых трудов своего времени. «Оказывается, у меня есть Отечество!» — по слухам, воскликнул, дочитав очередной том, граф Фёдор Толстой по прозвищу Американец. Если уж такого прожжённого циника и шалопая, что называется, «задело», то что говорить о людях более тонких и чувствительных! С лёгкой руки Карамзина слово «иго» прочно закрепилось в российском общественном сознании.
Авторам советских исторических трудов и учебных пособий терминология классика «дворянской историографии», разумеется, указом не была; однако у них имелись свои иконы. Маркс в публицистической работе «Разоблачение дипломатической истории XVIII века» писал: «Татарское иго <…> не только подавляло, но оскорбляло и иссушало самую душу народа, ставшего его жертвой». Не отставал от него и друг и соавтор Энгельс: «Даже в России покорение удельных князей шло рука об руку с освобождением от татарского ига и окончательно было закреплено Иваном III». Тем же, кто по академической рассеянности мог запамятовать мысли усопших классиков, их напомнил другой классик, вполне ещё бодрый. Он лично вписал словосочетание «татаро-монгольское иго» в формулировки двух разделов изданного в конце 1930-х школьного учебника «История СССР. Краткий курс» под редакцией профессора Шестакова.