Чтение выходного дня: рассказ Макса Лоутона «Кето и кеносис»
Макс Лоутон — фигура весьма заметная в современной американской словесности. Известный славист, он, в частности, помог англоязычным читателям познакомиться с текстами Владимира Сорокина — перевел на английский семь его книг, включая «Норму» и «Голубое сало». Сам Лоутон тоже пишет — как крупную прозу, так и короткую. «Кето и кеносис» — его новый рассказ. На русский язык — с соблюдением авторской стилистики — текст перевела писательница Светлана Сачкова. «Правила жизни» публикуют рассказ впервые в России.
Квартира была на десятом этаже и окна гостиной выходили прямо на Всемирный торговый центр, 1 и окружавшие его бетонные прямоугольники, вечно подсвеченные жутким светом. Прямо под окном располагался клуб Paul’s Casablanca, где на дверях работала девушка, которую мы знали со школы. Это была своего рода игра — попытаться заметить ее крашеные розовые волосы, сидя на барном стуле возле узкой двери, через которую толпы людей проталкивали себя внутрь веселого заведения. Прививочные карты не проверяли уже как минимум год; те времена прошли.
Мой дом был через дорогу от станции первой линии метро на Канал-стрит, и маленькие диорамы из кафельной плитки внизу, у рельсов (читай: то, как переделали станцию) казались мне гораздо более сомнительными, чем когда клин отвалившейся плитки сменялся стрелой чистого черного цвета под ней, которая, в свою очередь, проникала в соседний массив белой керамики, украшенный случайной наклейкой или неразборчивой надписью.
Лучше разлагаться, чем ремонтировать.
Квартира досталась мне с мебелью и я нашел ее на Streeteasy. Сдававшая ее женщина была нервической европейкой с неопределимым акцентом и инициалом вместо имени: «J». То есть мне пришлось называть ее J., от чего я был не в восторге. У нее не было риэлтора, так что я просто приехал в воскресенье утром, взяв такси от предыдущей квартиры в Ист-Виллидж — с четверга по воскресенье район становился малоприятным и, хотя я работал в крипте, это не лишало меня права не переваривать всех этих младших партнеров из инвестиционных банков с их флисовыми жилетами и клетчатыми рубахами. Таких ребят, которые, если им не повезло затащить на свидание блондинку низкого роста с идеальными волосами длиной чуть ниже плеч (недавнюю выпускницу колледжа из тех, что живут по четверо в квартирах в Краун-Хайтс, в новых кондоминиумах, но напротив них располагаются лавки, пахнущие мясными обедами и наполнителем для кошачьих туалетов, а в такой же точно бодеге напротив жилища Мэтта продавались русские конфеты, и ее владелец-доминиканец говорил на ломаном русском, восклицая «это Америка, чувак! мы все любим языки и культуры друг друга, чувак!» в ответ на вопрос, где он этого понабрался), в общем, тогда эти ребята быстро и незаметно гуглили девушек по вызову на районе, затем отправляли смс на найденный в интернете номер, «где вы принимаете?», затем «сколько за полчаса?», потом «а за час сколько?», после чего отправляли селфи и писали «да, скоро приеду», надеясь не получить от полиции Нью-Йорка официальное сообщение о возможных последствиях этого поступка (сообщение, известное под аббревиатурой TCDM), так как доподлинно известно, что единственный способ избавиться от предложения–— это подавить спрос еще в зародыше.
Не то чтобы у меня были претензии к капитализму или вот к этим вот братанам-финансистам, нет, это было что-то другое, что сложно облечь в слова. Сам я бы никогда не стал платить за секс, но если бы вдруг стал, то уж точно не поперся бы к секс-работнице на дом, ну реально, бог знает в каких номерах в Holiday Inns или в многоэтажках, чьи фасады всю ночь освещены безумным флуоресцентным светом, эти женщины занимаются своим бизнесом. Но у младших партнеров со стажем всего год или два не было опции совершать эти плотские сделки в квартирах в Вест-Виллидже («прямо над пиццерией Joe’s», с гордостью сообщали они), которые они делили с еще тремя чуваками, и главный вопрос, который меня занимал, это «не путают ли они иногда свои флисовые жилеты?» Впрочем, они особо и не скрывали друг от друга, что им нравятся девочки по вызову и что это такая же часть их образа жизни, как закинуться аддераллом перед тем, как протрахаться шестнадцать часов с эксель-таблицами, до тех пор, пока стимуляторы не смешаются с принятыми на прошлых выходных грибами и не вынудят их сказать: «Кажется, я вижу ангела в D5, чуваки». И если один из них однажды увидит в New York Post, их любимой газете, статью о девушке, которая попала в рабство, а затем просто исчезла в Нью-Йорке (ТАЙНА ДЕВУШКИ ИЗ МАЛЕНЬКОГО ГОРОДКА, БЫВШЕЙ ЧИРЛИДИРШИ, КОТОРАЯ СТАЛА ЖЕРТВОЙ НЬЮ-ЙОРКСКОЙ СЕКС-МАФИИ), они будут подначивать друг друга и отпускать шуточки, указывая на неопрятных коллег, пользующихся наименьшим успехом у слабого пола и наиболее склонных к тому, чтобы набрать в поисковике роковые слова, способные завести их на самое дно. В любом случае, если бы меня каким-то образом вынудили купить услуги девушки по вызову, я бы просто пригласил ее сюда, и она бы любовалась светом, падающим на Всемирный торговый центр, 1, не так уж отличающимся от того, что иллюминирует фасад ее многоквартирного дома в дерьмовом районе, и Стэнли Кубрик точно показал комнату проститутки в даунтауне в «Широко закрытых глазах», такое есть у меня подозрение.
Но нет, оставьте девушек по вызову банкирам вместе с их флакончиками для кокаина, перфорированными стенами и тремя мониторами на столах дома и в офисе. Они и так создавали достаточный спрос, так мне казалось.
Плюс в моей квартире было что украсть, к примеру, владелец или предыдущие арендаторы, я так и не понял, кто именно, кто-то из них оставил подставку из плексигласа, на которой лежали таблетки из инсталляции Дэмиена Херста, лекарство от судорог с выцветшей красной буквой «Т» на каждой чуть поврежденной пилюле, и это прямо у окна с видом на Всемирный торговый центр, 1, плюс была еще коробка Brillо в точности как те, что использовал в своих работах Уорхол, но эту не использовали, просто это была коробка Brillo, совершенно и абсолютно неотличимая от коробки Уорхола, с той лишь разницей, что одну сопровождала вечная слава, дарованная ей рукой художника, а другую нет. Эти предметы было не так-то легко украсть, но они, скорее всего, были довольно ценными. В остальном, помимо моего золотого ролекса как у Тони Сопрано, я не беспокоился о чрезмерно большой коллекции книг для журнального столика в передней. Не волновали меня и библиотеки-близнецы из романов, мемуаров и нон-фикшн в обеих спальнях моей квартиры. Также непонятно, откуда они взялись, это была коллекция, поражающая разнообразием, объединенная лишь оттенком отмененной маскулинности. Предыдущий владелец или квартиросъемщик был большим поклонником Нормана Мейлера и Сола Беллоу и на вчерашней вечеринке, когда гости смеха ради взялись изучать библиотеку, единственной книгой этих двоих, которую не удалось обнаружить, оказалась огромная «Песнь палача». Там было два экземпляра «Американского психопата» в разных изданиях (в твердом переплете и мягкой обложке), четыре Библии, «Полная книга колледжей» от Princeton Review в изданиях 2004 и 2005 годов, новые мемуары Уилла Селфа в мягкой обложке (разгромившие его критики были неправы — стиль был все же достоен внимания), один винтажный экземпляр «Одуревшего петуха» Генри Миллера, множество потрепанных книг Джеймса Миченера, старые издания ранних работ Дона ДеЛилло в мягкой обложке (так себе), все тома о Гарри Поттере в мягкой обложке со множеством складок на корешках, и, самое удивительное, два одинаковых экземпляра «Ганнибала» в твердом переплете со страницами с эффектом рваного края на полке бок о бок. Я не замечал обе эти книжки до вчерашнего вечера, но не знакомая мне девушка в коротком платье в горошек с карамельного цвета ногами и длинной челкой подошла ко мне, представилась, держа обе эти книги подмышкой, пожала мне руку с забавным выражением помпезности и ситуации, а затем спросила, большой ли я поклонник Томаса Харриса. Я ухмыльнулся в ответ и сказал, что нет, книжки не мои, тогда она улыбнулась еще шире и выразила свое огромное разочарование с явным налетом иронии.
Ее звали Ада — такое милое, старомодное имя — и, как сообщил мне Мэтт, увидев, что мы разговариваем, когда мы с ним проскользнули в туалет, чтобы я мог посмотреть, как он нюхает кокаин, и я разделял порошок на дорожки по старой памяти, она была балканской девушкой из Санта Барбары, и, честно говоря, я не мог представить себе ничего лучше, и Мэтт спел песню The National, «названную в ее честь», сказал он, что заставило меня поволноваться насчет того, что она могла стоять в очереди в туалет и услышать нас.
Инсуффляция порошков, струение мочи и моя ванная, полная продуктов Aesop; я был неолиберальной элитой.
Похмелье одолевало меня, и я размышлял о том, как съесть этот ванильный йогурт с ягодами, которые я купил. Я не хотел отступать от своей кето-диеты даже в такой день, как этот. Я достал айфон и погуглил методы экстракции сахара из молочных продуктов. Если холодная экстракция разрушающих печень соединений из болеутоляющих средств была возможна, то и это должно быть тоже, подумал я.
У знакомого диджея я одолжил профессиональную колонку, которую поставил на стойку, окаймлявшую комнату и не имевшую назначения. Она была подключена к моему ноутбуку, и первые несколько часов вечеринки я играл чикагское техно на низкой громкости. Модная музыка для общения. В честь Мэтта мы купили два торта в «Магнолии», и глазурь была такой сладкой, что стекала в горло как сахарная вода или разбавленный нектар. Наш друг по колледжу, который был инфлюенсером и шеф-поваром (или в обратном порядке), только что бросил курить траву и пожертвовал две унции в пользу вечеринки, мы предварительно их измельчили и положили в огромную деревянную салатницу, что навело меня на мысль о том супергорьком вкусе, который такие миски придают маслам салатов, которые в них кладут, но по крайней мере на мой язык, это не повлияло на вкус травы и люди продолжали брать миску и позировать с ней для фото, и некоторые, делая это, восклицали «уголовно наказумое количество!» (