«Платье не нужно носить, в нем нужно жить»: что сделал для моды (и женщин) великий модельер Эмануэль Унгаро
21 декабря 2019 года не стало дизайнера Эмануэля Унгаро — основателя модного дома Emanuel Ungaro, ученика Баленсиаги, адепта чувственной моды и одного из любимых кутюрье Катрин Денев и Жаклин Кеннеди. Esquire вспоминает творческий путь Унгаро и наследие, которое он оставил нынешней индустрии моды.
В середине прошлого века Париж держал монополию как мировая столица моды, и у модельеров, мечтающих открыть там собственный модный дом, был один путь — пойти в ученики к именитому кутюрье (других модных школ тогда фактически не существовало). Так поступил в свое время и Эмануэль Унгаро, которого мы теперь знаем как знаменитого французского модельера, одного из главных апологетов чувственности в женской моде и звезду парижских подиумов семидесятых и восьмидесятых. Дизайнера не стало 21 декабря 2019 года.
Семья Унгаро переехала из Италии на юг Франции незадолго до рождения Эмануэля (второго из шести детей), в 1933 году, спасаясь от фашистского режима Муссолини. Отец был портным, поэтому неудивительно, что швейная машинка стала одной из первых игрушек мальчика: с детства он помогал в ателье, привык к тканям и получил первые швейные навыки. В 22 года юный Унгаро переехал в Париж, а спустя еще три года, в 1958-м, пошел в ученики к Кристобалю Баленсиаге — одному из главных звезд мира моды в Париже (и во всем мире) того времени. Позже Унгаро так описывал это время: «У меня не было денег, у меня не было ничего. Я снимал комнату у старого аристократа на маленькой улице на Левом берегу. Но я помню, как однажды поздно ночью стоял на улице, ел хот-дог и в своей голове строил собственный модный дом. Я верил, что он у меня будет».
Очевидно, Баленсиага увидел в никому не известном юноше из провинции талант. По словам самого Унгаро, главное, чему он научился во время шести лет работы в Balenciaga, — это «строгость и перфекционизм». «Баленсиага никогда не разговаривал. Приходилось учиться на этом и начать интуитивно понимать его планку качества. Он был очень одиноким, очень тихим человеком. Гением, но не чудовищем», — вспоминал потом Унгаро.
То, что Унгаро почерпнул за несколько лет у Баленсиаги, — это мастерство работы с тканью, чувство пропорций и навыки кроя на грани мастерства скульптора. То, что было у дизайнера изначально, — это его тонкое чутье духа времени. «Шестидесятые были свободными, невинными, без давления. Я делал что хотел, смешивал принты, никаких правил больше не существовало», — говорил дизайнер о начале самостоятельной карьеры. Шестидесятые в моде — это хиппи и The Beatles, космос, взрыв популярности длины мини, но Унгаро балансировал, находил тонкую грань между тем, что было на пике (в глазах старорежимной модной общественности, не одобрявшей ни новой музыки, ни сексуальной революции, это выглядело дико), и классической женственностью, тон которой задали Баленсиага, Диор и другие столпы того поколения кутюрье.