Веселье без шумства
Как европейское искусство перестало бояться и полюбило вакханалии
Дионис, он же Вакх, греко-римский бог вина, виноделия и пьянства, получил в искусстве и культуре Нового времени удивительную карьеру. Сначала, объясняет Сергей Ходнев, его сделали символом беззаботного гедонизма, потом — человеческой слабости, но в конце концов попытались увидеть в нем залог счастливого массового единения.
Шумство — чудное старинное слово. В словарях его обычно трактуют просто как синоним пьянства, но тут даже интуитивно понятно, что «шумство» — это не о каком-нибудь укромном злоупотреблении, а о таком состоянии, когда человек пьет основательно, истово, может, даже и не один день, уж себя и не помнит. Утрачивает все мыслимые приличия, шумит, безобразничает, буйствует. Что-то и смешное, и одновременно дискомфортное, и грозное тоже, и все это в одном слове.
Конечно, можно не одним словом сказать, а пуститься в описательное краснобайство. Вот, скажем, византийский анонимный хронист X века (мы его знаем как Продолжателя Феофана) пишет красочную историю императора Михаила III, Михаила Пьяницы, полную и крови, и раблезианства, и разврата. Диагноз летописца, по сути, проще некуда; царь пил для веселья, для развлечения, для снятия стресса, в конце концов, но меры совершенно не знал и потому во хмелю бузил и неистовствовал.
Но вы только послушайте, как торжественно это у Продолжателя Феофана получается: «В пьянстве черпал он не только негу, кротость, мягкость, свободу, слабость и мятежность дарующего радость Диониса, коему хотел и стремился подражать, но и, как в сыроядном этом боге, было в нем нечто от эриний и титанов, и нередко его всенощные комедии кончались трагедиями несчастий».
Для литературной традиции эта амбивалентность Вакха-Бахуса-Диониса — приятное веселое забвение против забвения мрачного и неистового — дело обычное, это, как кажется, общее место любой классически образованной речи о винопитии. Но занятно, что в изобразительном искусстве с ней при всем том обходились на очень причудливый лад.
Начать с того, что средневековое искусство на Западе Вакха вообще избегало. Других богов изредка, но показывали — ну хотя бы в виде идольчика, перед которым заставляют принести жертву очередного мученика; Фебу-Солнцу и Диане-Луне был отдельный почет, конечно. Сбор винограда изображали, винодельческие таинства изображали, пьющих и пьяных изображали, а Вакха — нет. Только поздно, уже в XIV столетии, возникают единичные случаи в книжной миниатюре, но тут очень характерен контекст. То были иллюстрации к «Нравоучительному Овидию», действительно благонравному перепеву мифологических сюжетов, где бог вина как раз таки во всю мощь демонстрирует, что есть в нем «нечто от эриний и титанов» — в «Нравоучительном Овидии» рассказывается жуткая история фиванской царевны Агавы, земной тетушки Диониса. Она отказалась почитать его за божество, племянник в отместку наслал на нее безумие, и тогда Агава вместе с вакханками растерзала собственного сына Пенфея.