Колыбель для ВПК
Академгородок как главная утопия Холодной войны
Впервые Академгородок Новосибирска прямо назвал утопией в 1997 году советолог из Принстона Пол Джозефсон — с отсылкой к Новой Атлантиде Френсиса Бэкона. Но, разумеется, отчетливый привкус осуществленной утопии ощущался в Академгородке задолго до его слов. Григорий Ревзин объясняет, почему эта утопия возможна только в условиях гонки вооружений.
Утопичность Академгородка отчетливее всего была проявлена братьями Стругацкими (хотя они всегда отрицали прямую связь с Новосибирском) в повести «Понедельник начинается в субботу», которая выстроена в диалоге с утопией как литературным жанром. Волшебный город затерян в лесах, герой попадает туда случайно, извне, знакомится и становится другом нескольких утопитов, которые вводят его в пространство действия. Они заняты конструированием человеческого счастья, сам герой к ним присоединяется, далее для наглядности посещает несколько других утопий и антиутопий и сталкивается с временем, текущим вспять, и с попыткой время остановить.
Может быть, этот культовый текст, может быть, фильм Михаила Ромма «Девять дней одного года», может быть, многочисленные счастливые мемуары об Академгородке 1960‑х, а скорее всего, все они вместе — создали миф, который сегодня жители города пытаются удержать или хотя бы сохранить в памяти. «В первые годы существования Городка здесь почти удалось построить „коммунизм в од‑ ном отдельно взятом городе“. Или же это был тот самый „социализм с человеческим лицом“, который стал либеральной мечтой и путеводной звездой советских шестидесятников <…>. Как отмечают некоторые комментаторы, все обитатели Городка жили в атмосфере „взаимной любви и отсутствия зависти“, по принципу „свободы, равенства и справедливости“. Научное сообщество Академгородка представлялось как мир тесно спаянных общей идеей и увлеченных наукой людей. Работа в науке была главным содержанием и смыслом их жизни»,— пишет историк Евгений Водичев.
Однако утопии не было в замысле, об имидже утопии в Академгородке никто не помышлял, и если в исторической памяти она присутствует, в истории материальной она не опознается. Однажды в разговоре со мной основа‑ тель Высшей школы урбанистики Александр Высоковский охарактеризовал Академгородок следующим образом: «Аб‑ солютный ноль архитектуры. Поразительно, как много смыс‑ ла и как мало замысла». Действительно, в Академгородке 1960‑х не было ни одного здания, построенного не то что по футуристическому, а просто по индивидуальному про‑ екту. Все институты, пятиэтажки и коттеджи — это типовое строительство. Замечу, что советская традиция утопической архитектуры была вполне заметным явлением. При этом основатели Академгородка активно приглашали к себе художников, поэтов, бардов, музыкантов, артистов — всех заметных и фрондерски настроенных представителей советской культуры. Но не архитекторов. Архитекторы были не нужны.
Это можно объяснить по-разному. Я думаю, дело в том, что основатели Академгородка слишком хорошо представляли себе, что они хотят построить, чтобы обращаться к помощи советских зодчих. И хотя утопия выросла каким‑то непонятным, непредусмотренным образом, образ желаемого города, который у них был, этому росту не помешал. Исходя из этих двух обстоятельств интересно, даже соглашаясь с тем, что это «абсолютный ноль архитектуры», рассмотреть замысел Академгородка.
Михаил Самуилович Качан, до известной степени легендарная личность в Академгородке (один из создателей первого профсоюза работников Академгородка, клуба «Под интегралом», Дома ученых и т. д.), написал в эмиграции воспоминания об Академгородке. В частности, он рассказывает о том, как однажды около первой в Городке пятиэтажки, где было общежитие научных работников, он столкнулся с группой военных и штатских людей. Главный в этой группе, человек с генеральскими погонами, стал расспрашивать его об условиях жизни и спросил в числе прочего, почему он не забирает в Академгородок семью. Услышав, что для семьи нет жилья, а стройка идет медленно, твердо сказал, что скоро все будет.
«Этот человек ошеломил меня,— пишет Качан.— Энергией, напором, убежденностью. И я как‑то сразу ему поверил. <…> Разговаривал я с Александром Николаевичем Комаровским, заместителем министра среднего машиностроения (атомная промышленность) по строительству, который одновременно был и выдающимся строителем, и крупным ученым в области промышленного строительства».
В недавнем прошлом, о чем Михаил Самуилович не знал, А. Н. Комаровский также был начальником строительного управления системы ГУЛАГ, он известен как ведущий советский специалист по использованию труда заключенных. Для строительства Академгородка была создана специальная организация — «Сибакадемстрой», подчинявшаяся не Академии наук, а Минсредмашу и возглавлявшаяся полковником (впоследствии генерал-майором) Н. М. Ивановым из того же ведомства, что замминистра. У этого ведомства был большой опыт строительства новых городов — закрытых атомных и ракетных городов, создававшихся после войны (так, Комаровский возглавлял строительство Снежинска).