Цена шедевра
Филолог и искусствовед Арсений Дежуров отслеживает, как и кем формируется цена на великое искусство, пока оно проходит путь от прекрасного к полезному.
Как-то повелось, что предметы первой необходимости в нормальных условиях стоят дешево, а предметы, в общем-то, ненужные, даже вредные, или не стоят ничего, или стоят очень дорого. Например, картофель и макароны доступны всем, в отличие от кокаина и бриллиантов, притом что без кокаина и бриллиантов жизнь человека возможна, а вот без хлеба и овощей – нет. Но это в нормальных условиях. Когда великие бедствия и социальные потрясения уменьшают количество булок, драгоценности сильно теряют в цене, и догадливые пекари средней руки создают новые состояния из фамильных украшений уходящей аристократии.
В случае преуспеяния общества роскошь (то есть предметы ненужные) является средством вложения капитала и главным отличием людей богатых от нищебродов. На заре культуры съедобный корешок или гриб, подобранный в лесотундре, ценился гораздо выше, чем цветные камешки и комочки золота, столь желанные при материальном благополучии. На исходе цивилизации бомонд высоко ставит предметы компактные, не имеющие практической ценности и очень дорогие.
Но как найти такой предмет? Первые два условия соблюдаются легко – маленький и никчемный. Но очень дорогой? Как убедить себя и окружающих, что подобный предмет – роскошь? Строительный алмаз для резания стекла не стоит ничего, а хранимый в банковской ячейке камень величиной с пробку от графина равен бюджету небольшой страны. Но как прийти к общественному договору о ценности предмета?
Алмазы уязвимы. Они должны быть редкостью, вот почему нельзя открыть им путь из нищей Бангладеш, переполненной каменьями. Также нельзя пускать в бриллиантовую огранку искусственные самоцветы, изобретенные в ФИАНе – Физическом институте Академии наук. Куда вложить средства несчастным миллиардерам?
Вот тут вспоминают об искусстве, лучшие образцы которого создавали художники, больше озабоченные мыслями о еде, чем проблемой вложения денег в роскошь.
Проблема в том, что искусство субъективно. То есть никто не знает, какова цена писофарта, поколе она не заплачена. Почему писсуар серийного производства не стоит ничего, если подобрать его на свалке, и застрахован на миллионы в Центре Помпиду? Потому что последний – это одна из восьми авторских копий произведения Марселя Дюшана «Фонтан», не допущенного на выставку в 1917 году и признанного в 2004-м главным произведением ХХ века (разбит фанатиком в 2006-м).
Цена шедевра зависит от двух критериев. Первый – это «рама». Вы заметили, что для того, чтобы восхититься прекрасным, нам нужно пойти в специальное учреждение. Такими являются консерватория, театр, музей. Особенно это важно в случае музея. И особенно – музея современного искусства. Проблема в том, что в раму в музее часто заключены предметы, окружающие нас в обычной жизни. Вот великий Энди Уорхол обожествил банку консервированного супа «Кэмпбелл», превратив ее в икону повседневности. А Рой Лихтенштейн заставил взглянуть на картинку из комикса как на высокую культуру. Вы покидаете музей современного искусства и видите то же, что и в музее, только без «рамы». Консервные банки валяются под ногами, на скамейке лежит забытый комикс, но это просто предметы быта, а настоящее искусство подчеркивает свою уникальность музейным местожительством.
Другой критерий – коммерческий. Цена искусства зависит не только от мастерства и таланта. Она обусловлена наклонностью художника и маршана к рискам. Разбогатеть при помощи искусства сложно (разбогатеть вообще непросто, как вы заметили), и тут есть два пути. Первый – мейнстрим. Ты очень хорошо делаешь то, что принято считать красивым, и занимаешь свое место на рынке прекрасного. Второй – авангард. Ты делаешь что-то, ни на что не похожее, и убеждаешь публику в том, что это искусство. Первый путь коммерчески надежен и зависит от усердия. Второй – рискован, но приносит в случае успеха несоразмерно большие деньги. Размер выигрыша как в рулетке: можешь потихоньку ставить на цвет, увеличивая (или теряя) выигрыш вдвое, а можешь поставить на число, тогда сорвешь в тридцать пять раз больше... Но надо быть совсем рисковым парнем.