«Чтобы стать хорошим математиком, нужен внутренний голос»
C началом нового года Россия начинает активную подготовку к главному математическому событию ближайшего времени — Международному конгрессу математиков. Санкт-Петербург выиграл право проведения мероприятия у Парижа и готовится принять гостей в 2022 году в очном режиме. В последний раз мы принимали математическую элиту в 1966 году в Москве. «Огонек» встретился с одним из самых признанных математиков мира — Яковом Синаем, который выступал на международных конгрессах математиков не один раз, и поговорил о порядке и хаосе в современной жизни.
— Яков Григорьевич, впервые выступить на Международном конгрессе математиков вас пригласили в Стокгольме, когда вам было всего 27, в 1962‑м. С тех пор вы не раз выступали на этих престижных форумах, и вот, наконец-то, Конгресс впервые с 1966‑го состоится в России. Что это значит для нашей страны? И что послужило решающим фактором для выбора Петербурга?
— По части выбора сложно сказать, потому что во время выбора каждая страна перечисляет свои преимущества целым списком. Это выглядит почти как выбор страны для проведения первенства по футболу, который, кстати, тоже проходит раз в четыре года. Или как Олимпийские игры. Не случайно Петр Капица в свое время предлагал выстроить математические конгрессы по принципу спортивных состязаний, которые проводят по разным видам спорта, то есть разделить математиков по направлениям, в которых они работают.
Что касается значимости, то для России, для ее математического сообщества проведение такого конгресса очень важно, так как у нас давно не было крупных премий по математике, а теперь они могут появиться. Такие значимые конференции стимулируют развитие науки, в том числе делают ее более привлекательной для молодежи.
— На конгрессе обычно выбирают лауреатов сразу четырех премий за достижения в математике: премии Филдса, медали IMU Abacus (бывшая Неванлинны), премии Гаусса и премии Черна. В чем их особенность?
— Каждую из этих премий дают в отдельной области математики, например, премию Неванлинны — за вычислительную математику и компьютерные науки, Черна — за разные направления, Гаусса — за прикладную математику. У Филдса есть ограничение по возрасту, но сам спектр областей может быть очень широкий.
— Международный конгресс математиков 1954 года открылся докладом Джона фон Неймана, а завершился докладом вашего учителя академика Колмогорова. Эти доклады стали настоящими событиями в науке. Сами их авторы обсуждали это?
— Если говорить о фон Неймане и Колмогорове, нужно иметь в виду, что фон Нейман в то время был очень засекреченный человек, так как работал в комиссии по атомной энергии США, поэтому ему нельзя было ни с кем общаться. Колмогоров рассказывал, что он взял один оттиск своей работы и положил в ящик фон Неймана. Но тот никак не прореагировал на это. Так что встречи фон Неймана и Колмогорова не было.
— А бывают ли на конгрессах последних лет доклады столь эпохальные?
— Я уверен, что бывают. Просто, может быть, человек делает доклад, который станет эпохальным через несколько лет. Если же говорить о современных ученых, то такие мощные доклады любит делать Виттен (Эдвард Виттен — американский физик-теоретик, лауреат Филдсовской премии, один из ведущих исследователей теории струн.— «О»).
Родом из детства
— В одном из интервью я читала, что вы стали математиком во многом благодаря вашему деду Вениамину Федоровичу Кагану, профессору математики МГУ. Он действительно учил вас математике?
— Скорее я бы сказал, что на мой выбор повлиял брат... А с дедом была такая история. В какой-то момент, когда мне исполнилось 14 лет, он решил, что должен больше заниматься со мной математикой, и прочитал мне длинную, на час или два, лекцию о теории кватернионов. Это такая специальная система исчисления, которая появляется в задачах, связанных с пространствами большого числа измерений. Затем дед велел мне взять бумагу и написать все, что я понял. Он все это внимательно прочитал и сказал: «Нет, из тебя математика не будет». Так что я больше всего в детстве любил играть в футбол и волейбол.
— Ваш брат, Григорий Баренблатт, тоже был известным математиком…
— Да, мой старший брат, сейчас уже покойный, работал на механико-математическом факультете МГУ. Когда нужно было решать, кем мне стать после школы, в дискуссии участвовала вся наша большая семья. Все высказывали свои мнения. Отец, например, говорил, что я должен иди в «Керосинку» — это Институт нефти и газа в Москве, потому что после него будет легче устроиться на работу. И вдруг мой брат сказал: «Нет, он должен быть только математиком». И его твердая точка зрения победила множество разных советов.