Непоследняя девушка: как новые слешеры переосмысляют классический образ жертвы
21 октября на экраны выходит фильм ужасов «Хеллоуин убивает». Перед премьерой Esquire решил разобраться, как теперь сценаристы обращаются с выжившими персонажами хорроров.
"Хэллоуин убивает" — 12-й фильм в культовой хоррор-франшизе, родившейся в далеком 1978-м из просто сюжетного захода: сбежавший из психиатрической лечебницы Майкл Майерс убивает юных нянек в канун Дня всех святых. Примечательно, что сюжет того первого (и до сих пор мощнейшего) фильма был детищем мужского и женского взгляда: жуткую историю о безмолвном маньяке, еще в детстве убившем старшую сестру, придумали и поставили Джон Карпентер и его тогдашняя девушка Дебра Хилл (сама до этого работавшая нянькой). Именно благодаря Хилл добрая часть фильма была посвящена весьма реалистичному щебету тройки главных героинь о парнях, учебе и прочих радостях 17-летних девушек.
Дикий успех «Хеллоуина», ставшего одним из самых прибыльных независимых фильмов в истории, запустил цунами подражателей и, по сути, придумал жанр слешер (от англ. to slash — «резать»). Большая часть из фильмов-копий следовала стандартной формуле: маньяк + группа молодежи, из которой до финала доживала только самая смышленая (и девственная) девушка. Этот сюжетный троп получил название final girl, то есть «последняя девушка». Термин относится к сюжету, а не к индустрии, поэтому его не стоит путать с другим распространенным понятием — scream queen («королева крика»). Им именуют актрис, часто снимающихся в фильмах ужасов, но совсем не обязательно в них выживающих. Например, одна из главных «королев крика» 1990-х, Сара Мишель Геллар, частенько эффектно погибала на экране.
Феномен «последних девушек» в наши дни кажется как никогда актуальным. Теперь, когда в коллективном сознании прочно закрепились понятия «абьюз», «жертва» и «харассмент», общество более чутко относится к женщинам, пережившим нечто ужасное. И успех движения #MeToo неизменно должен был вдохновить сценаристов рассказывать качественно новые истории. Время действительно пришло.
Долгие десятилетия главных героинь фильмов ужасов редко ждало что-то хорошее. По своей сути хорроры — это мрачные сказки для взрослых. И их финалы чаще всего так же условны, как и концовки сказок традиционных. Спасение от маньяка — такая же условная удача, как, например, свадьба принцессы и принца. Но если о последних мы узнаем хоты бы то, что «они жили долго и счастливо», то в слешерах титры обычно бегут уже сразу после того, как заплаканное лицо победившей маньяка девушки озаряют красно-синие огни мигалок. Классические слешеры редко удосуживались выяснить, что дальше происходило с героинями, которые не просто пережили серию потрясений, но и в одночасье потеряли друзей и близких. Во многом потому, что слешеры были историями о центральных злодеях. А если злодей пал, то и фильму конец. В 1980-х и первой половине 1990-х Фредди Крюгер, Джейсон Вурхис и Майкл Майерс были полноценными поп-иконами, а боровшиеся с ними героини — издержками жанра. До недавних пор.
Если слешер собирал кассу, то о дальнейшей судьбе его положительных персонажей зритель узнавал из продолжения. И судьба эта была не особо завидной. Final girls либо умирали, чтобы спасти новую «последнюю девушку» и фактически освободить ей путь («Кошмар на улице Вязов 3»). Либо по новому кругу боролись с тем же злом, попутно снова лишаясь близких («Крик 2, 3, 4», «Я все еще знаю, что вы сделали прошлым летом»). Либо о них забывали, фокусируясь на новых персонажах (большинство серий «Пятницы, 13-е»). Либо бесцеремонно убивали за кадром.