Кто человечнее — животные или люди: глава книги "Мемуары белого медведя" Ёко Тавады
На этой неделе в издательстве «Поляндрия NoAge» выходит книга Ёко Тавады «Мемуары белого медведя» в переводе Екатерины Даровской. В этом романе Тавада, лауреатка престижной премии Акутагавы, дает слово трём поколениям белых медведей. От бабушки-медведицы, работавшей в советском цирке к маме-медведице, работающей уже в Канаде, до медвежонка внука, оказавшегося в Берлинском зоопарке —жизнь этих медведей среди людей необычна, поскольку они сами необычны — говорят, пишут, выступают на конференциях, так же как и мы, обладают чувствами и эмоциями. Перед нами неожиданная, очень философская книга, позволяющая взглянуть на современные вопросы этики с нового ракурса, в чем-то продолжающая ту дискуссию, которую на русском языке начала Линор Горалик в «Все способные дышать дыхание». Esquire публикует начало книги.
***
Кто-то щекотал меня за ушами и под мышками, я выгибала спину, оборачивалась полной луной и катилась по полу, хрипло повизгивая. Затем выставляла попу к небу, прижимала подбородок к груди и становилась лунным серпом. Я была еще слишком неопытна, чтобы осознавать опасность, так что без раздумий открывала задний проход навстречу космосу и ощущала его в кишках. Надо мной, конечно, посмеялись бы, заговори я тогда о «космосе», ведь я была еще такой маленькой, такой невежественной, такой новой в этом мире. Без пушистого меха я едва ли показалась бы любому чем-то крупнее младенца. Я еще не умела уверенно ходить, хотя мои лапы уже научились хватать и удерживать. Да, каждое неловкое переступание с лапы на лапу переносило меня чуть вперед, но можно ли назвать это ходьбой? Перед глазами все плыло, в ушах раздавалось гулкое эхо. Ничто из видимого и слышимого не имело четких контуров. Моя воля к жизни гнездилась в когтистых пальцах и на языке.
Язык помнил вкус материнского молока. Я брала в рот указательный палец человека, посасывала его и успокаивалась. Волоски на внешней стороне человеческого пальца напоминали щетину обувной щетки. Он червяком вползал ко мне в рот, покалывая его изнутри. Затем человек толкал меня в грудь и вызывал на бой.
Утомленная игрой, я ложилась на живот, вытягивала перед собой лапы и укладывала на них го- лову, не желая менять положения до той минуты, когда меня снова покормят. В полусне я облизывала губы, на языке опять возникал вкус меда, хоть я и пробовала его лишь раз в жизни.
Однажды человек надел на мои стопы какие-то странные штуковины. Я попыталась стряхнуть их — ничего не вышло. Голым передним лапам стало больно, будто пол под ними покрылся шипами. Я подняла правую лапу, потом сразу левую, но не сумела сохранить равновесие и повалилась вперед. С прикосновением к полу боль возвратилась. Я от- толкнулась от пола, мое тело вытянулось вверх и назад, я смогла на несколько секунд удержаться в вертикальном положении. Не успев перевести дух, я опять упала, на этот раз на левый бок. Испытав боль, снова оттолкнулась от пола. Понадобилось много попыток, прежде чем я научилась балансировать на двух ногах.
Как же это тяжело — писать текст. Я уставилась на предложение, которое только что вывела, и у меня закружилась голова. Где я? Похоже, перенеслась в свою историю и отключилась от настоящего. Чтобы вернуться, я оторвала взгляд от рукописи, перевела его на окно и сидела так, пока снова не оказалась здесь и сейчас. Но где это «здесь» и когда это «сейчас»?