Коллекция. Караван историйРепортаж
Наталья Варлей: «Что меня держит на этой земле? Любовь»
Позже, снимаясь, увидела альбом с фотопробами артисток на роль Нины, их было больше пятисот. Среди них много известных имен. Тем не менее я расплакалась, узнав, что утверждена в картину. Мне совсем не хотелось бросать цирк. Планировала репетировать в Ялтинском цирке в свободное время, но съемки не оставляли никакой возможности отвлекаться от «Кавказской пленницы». Когда отснятый материал посмотрел директор студии Иван Александрович Пырьев, высказался так: «Из этой девочки может получиться новая Любовь Орлова».
— Наталья Владимировна, я под большим впечатлением от вашей автобиографической прозы «Канатоходка». В этой книге вы предельно откровенно рассказали о том, как непросто складывалась ваша жизнь. Не боялись разочаровать ваших поклонников, что называется, разрушить легенду?
— Нет, желтая пресса придумывала обо мне вещи намного хуже. Пресса вообще «пасет» меня с момента выхода «Кавказской пленницы». Но раньше журналистика была примерно такой: «Под куполом цирка выступила Наталья Варлей». А дальше автор давал оценку моему номеру: либо дарил хвалебную строчку в обзорной статье о новой цирковой программе, либо отзывался о номере прохладно.
Многое изменилось после выхода «Кавказской пленницы», когда меня стали преследовать толпы поклонников, пошли письма, сплетни, выяснения отношений, а рядом с нашим подъездом поставили милицейский пост. Сыграв в экранизации гоголевского «Вия», я поступила в Щукинское училище. И тут же пошел наворот слухов и сплетен: дело нечистое, куда она исчезла, почему не снимается, что с ней случилось? Высказывались самые «смелые» предположения, не имевшие ничего общего с действительностью. Не стану их озвучивать. Безусловно, меня это больно задевало.
Конечно же, «Канатоходка» — не ответ желтой прессе. Она — плод анализа моей собственной жизни, где я рассказала свою историю такой, какой она была на самом деле, ответила сразу на все вопросы не столько окружающим, сколько себе самой.
К сожалению, когда два издания «Канатоходки» быстро раскупили, появилось множество скандальных журналистских выступлений, перевиравших немало ситуаций и обстоятельств. В реплике можно изменить одно слово, и она приобретет другое значение. Я тогда расстраивалась: может, не обо всем стоило писать, что-то оставить при себе? А может быть, я поступила правильно? Не знаю. Мою книгу можно было бы назвать исповедью, но исповедуются все-таки в храме перед Богом.
Книга сложилась из моих дневниковых записей, размышлений и для многих стала откровением, а для кого-то — разочарованием и огорчением. Меня упрекали: почему так мало о «Кавказской пленнице»? Но я писала не о «Кавказской пленнице», а о своей жизни, о тех, с кем посчастливилось (или не посчастливилось) по этой жизни пройти и к каким выводам пришла к сегодняшнему дню. Периоду работы над «Пленницей», моим партнерам по фильму, режиссеру Леониду Иовичу Гайдаю посвящено несколько глав. Безусловно, картина сыграла огромную роль в моей жизни, перевернув ее с ног на голову, хотя быть актрисой после этого я еще не собиралась, продолжала работать в цирке. А вот снимаясь в роли Панночки в «Вие», когда Леня Куравлев учил меня не просто выполнять указания режиссера, а становиться соавтором своих ролей, я задумалась о получении высшего актерского образования.
Многие читатели меня хвалили, назвали даже летописцем своего времени. А кто-то был разочарован, потому что книга рассеяла флер роли из «Кавказской пленницы». Люди до сих пор хотят, чтобы, какой я полюбилась в фильме в роли Нины, такой и прожила бы всю свою жизнь. Но начнем с того, что я — не Нина. Режиссер Леонид Гайдай, увидев меня, цирковую, озорную, гиперболизировал эти черты и вылепил образ в кино. «Кавказской пленнице» в прошлом году исполнилось 55 лет. Премьера фильма состоялась в кинотеатре «Художественный» в апреле 1967 года. Когда ее снимали, никто не ожидал, что у картины будет такая счастливая и долгая жизнь.
Сожалею, что никак не могу закончить вторую книгу, которую задумала как продолжение первой. Туда не вошли главы о многих моих партнерах по спектаклям и друзьях по жизни — Алике Филозове, Саше Белявском, Аллочке Балтер... За последние годы ушло много друзей — Володя Качан, Боря Грачевский, мои сокурсники — люди, близкие мне по духу. Наступило странное время, мы очень мало общаемся, в основном разговариваем по телефону, случайно где-то пересекаясь, на ходу перекидываемся парой слов: о, надо повидаться. А смотришь — уже и не с кем...
А еще у меня немножко опустились руки, когда я поняла: то, что я хотела донести, далеко не до всех дошло. Время такое, что выбивает опору... Начинаешь писать и задаешься вопросом: кому это нужно? Я продолжаю делать наброски, жизнь-то у меня длинная, может, некоторые события кому-то покажутся неважными, а для меня важно все. Какими глазами и при каких обстоятельствах я увидела мир, как ощутила себя на этой земле. Помните, в моей книге: мама держала меня на руках, я ножкой сбила часы, а она поставила меня в песок и стала ругать.
Именно тогда в подсознание запала мысль: любовь как приходит, так и уходит, только что была здесь, и вот ее уже нет. Наверное, страх потерять любовь отложил отпечаток на всю мою дальнейшую жизнь.
— Вам многое давало актерское братство? Что дает силы сегодня?
— Раньше многое давало мне единение разных людей. Вспоминаю, как, отыграв спектакль в Театре Станиславского, общалась с друзьями. Конечно, молодая была, сил хватало. Актеры знают: после спектакля невозможно сразу уснуть, ты приезжаешь домой, маешься, читаешь, смотришь телевизор. А меня забирали друзья, везли к себе домой. Мы не только разговаривали, смеялись, пели песни под гитару, читали стихи, танцевали, выпивали по бокалу сухого вина, но и обсуждали прочитанные книги, новые фильмы. И такое общение не забирало силы, наоборот, оно их восстанавливало, давало духовную и сердечную пищу.
Сейчас, к сожалению, такое общение утрачено. Наблюдала не раз: приду к кому-нибудь в гости, сидят люди, произносят тосты, но рядом лежат мобильные телефоны, многие вообще не вылезают из гаджетов. Общения нет.
Я езжу к своему духовному отцу Сергию (Николаеву) в храм в Заозерье за 70 километров от Москвы, там у меня духовная семья, после службы мы собираемся за столом в трапезной, обязательно поем под гитару, говорим тосты, читаем стихи. То есть там люди духовно общаются.
Да, наверное, церковь — моя самая большая опора, потому что в те моменты, когда хочется уткнуться носом в подушку и рыдать, никуда не выходя, ты делаешь усилие, выходишь из дома и входишь в храм. Неважно, идет там служба или ты просто постоишь у икон, непременно почувствуешь облегчение, получишь ответ на многие вопросы.
Конечно, самое приятное, когда собирается семья, но у меня почти не осталось родных, нет папы, мамы, крестной, крестного моих детей, бабушки... Сыновья повзрослели, мы собираемся за столом на Новый год, Рождество, Пасху, дни рождения, дни памяти близких. Сначала я еду к батюшке, потом отмечаю праздники с детьми. Но все равно по сравнению с 365 днями в году это мало. Поэтому без преувеличения меня спасает вера.
А еще поддерживают звери. Когда ты открываешь дверь ключом, а тебя за ней уже ждут два старых кота — это тоже очень большая поддержка. На даче их живет еще больше. Однажды уехала на гастроли и попросила подругу Тамарочку Абдюханову (дружим с первого курса Щукинского училища) заботиться о них, кормить. Когда вернулась, коты сбежались и выстроились в ряд. Подруга тогда сказала: «В воздухе разлилась такая любовь! Никогда этого не забуду». Понимаете, что нас держит на этой земле? Любовь. А когда чувствуешь, что вообще никому не нужен, приходит конец.
С возрастом понимание любви видоизменяется. Я написала огромное количество стихов о любви женщины к мужчине. Сегодня понимаю, что настоящая любовь — это не страсть, а умение сопереживать, понять человека, услышать его, поддержать. Главное, чтобы любимый человек был счастлив.
Спустившийся с небес
И посетивший нас
Ребенок хрупкий
И многоименный
Зовется: Боль, Любовь.
Разлука, Нежность, Страсть...
Он — светлый вальс
И пепел похоронный...
Это из моего раннего определения любви. А сейчас я бы процитировала финальные строки другого стихотворения:
...Иди! Я освещу тебе ступени,
Я — свет любви на всем твоем пути!..
Настоящая любовь — это отсутствие эгоизма.
— Ваш путь в актерскую профессию начался с детской цирковой студии при московском цирке, куда принимали детей одиннадцатилетнего возраста. Там вы не только обучались азам цирковых жанров, но и уже выходили на манеж, к примеру, в детском представлении «Трубка мира», где исполняли танец маленьких индейцев, а главных злодеев играли Юрий Никулин и Михаил Шуйдин. Потом было училище циркового и эстрадного искусства. То есть цирк дал старт вашей карьере, ему вы посвятили большой отрезок жизни. А если философски рассуждать, что цирк дал вам?
— Так сложилось, что в детстве я много болела и много читала. Была домашней девочкой, занималась музыкой и глотала одну за другой книги. Забегая вперед, скажу: когда мы с Леней Куравлевым снимались в «Вие», он однажды спросил, каких писателей я люблю. Ответила: Достоевского и Грина. Достоевского Леня одобрил, а насчет Грина сказал: «Ненавижу! Он обманщик». Я ахнула — как это так, такой интеллигентный человек Леня и вдруг ненавидит Грина. Потом до меня дошло, что он имел в виду. В жизни не так много историй со счастливым концом. В моем стихотворении «Ассоль» есть такие строки: «Проходит жизнь, как сон, как боль. / Мечты сдаются и стареют. И постаревшая Ассоль / Уходит, не дождавшись Грея». Наверное, мой идеализм имеет генетические корни, потому что еще моя бабушка любила декламировать Надсона и делала это смешно и трогательно.
Конечно, заложенный во мне романтизм идеализировал мое представление о цирке. Была уверена, что там работают только невероятно сильные, смелые, красивые люди, которым доступно то, что лежит за пределами человеческих возможностей. А поскольку в детстве мне не разрешали заниматься физкультурой, а очень хотелось, в конце концов я вырвалась в цирковую профессию и начала работать, общаться с людьми из цирка. В какой-то момент вдруг почувствовала, что мне тесновато в рамках круга арены диаметром в 13 метров, мне захотелось как-то раздвинуть пространство. Подумала тогда пойти учиться на театроведческий в ГИТИС.
Но в мою жизнь ворвалось кино. Решила стать актрисой и поступила в Щукинское училище, а цирк остался в душе и в сердце. Сегодня я прекрасно понимаю, что в цирке не все так гладко и однозначно, как кажется со стороны: ах, как это красиво, как нам, смертным, недоступно это волшебство, этот фокус за пределами человеческих возможностей!
В цирке тоже работают разные люди. Мне повезло, я и сегодня сохранила дружеские отношения с несколькими моими цирковыми сокурсниками. К сожалению, многие уже ушли из жизни... Конечно, когда хочется как-то сменить пластинку обыденной жизни, идешь в цирк. Хотя там сегодня тоже многое изменилось, даже по тому, как выстраиваются цирковые представления, ты понимаешь, что номера поставлены с коммерческим прицелом на зарубежные гастроли. Цирк перестал быть чистым искусством.
Тем не менее физическая выносливость, необходимость чувствовать локоть товарища все равно остались, и этого в цирке больше, чем в других видах искусства. В театре этого совсем немного. Чаще всего компании единомышленников собираются в антрепризах, и если кто-то не вписывается в общую атмосферу, его потихонечку выдавливают, заменяя кем-то другим.
— В одной цирковой программе вы работали вместе с Леонидом Енгибаровым, легендарным «грустным клоуном». Что о нем вспоминается?
— Леню еще называли «клоуном с осенью в душе». Судьба свела нас в Одессе. В той цирковой программе Леня работал коверным клоуном, то есть заполнял паузы, пока униформисты готовили реквизит для очередного номера. Он владел всеми жанрами циркового искусства: был не только прекрасным мимом, но и свободно ходил по проволоке, был жонглером, эквилибристом, силовым акробатом, не боялся подниматься под купол. Публика ждала его выходов иногда даже больше, чем номеров программы. Леня был потрясающе одаренным артистом, сам придумывал свои репризы, вкладывая в них философский смысл, гениально их исполнял, никогда не позволял себе скатиться в пошлость. Лишь сегодня стало понятно, насколько он был недооценен, я тоже тогда не догадывалась, личность какого масштаба находится рядом. При Лениной жизни признания, которого он заслуживал, не случилось, он прожил всего 37 лет и рано ушел, инфаркт...
В цирке принято помогать друг другу. Леня попросил поучаствовать в его репризе. Я играла роль девушки, которой он назначил свидание. Хотел прийти на него с букетом, но скаредный продавец цветов в буквальном смысле снимал с него последние штаны. Незадачливому влюбленному не оставалось ничего другого, как, натянув вниз рубашку, замереть на постаменте вместо статуи и наблюдать, как наглец пристает к его девушке. Все конечно же заканчивалось хорошо, мы с Леней уходили за кулисы непременно под гром аплодисментов.
Леня трогательно за мной ухаживал, провожал в гостиницу, читал стихи Бодлера и Рембо, подсовывал под дверь милые записки, дарил букетики фиалок или ландышей. Но мне тогда исполнилось всего восемнадцать, Енгибаров был тридцатилетним, разница в возрасте казалась чрезмерной. Я просто не смогла бы ответить ему взаимностью.
Леня мечтал играть в кино, но не нашлось режиссера, который бы смог соответствовать его уникальному таланту. Он снялся в главной роли всего лишь в единственном фильме, оказавшемся не слишком удачным. А в тот момент играл даже не эпизодическую роль, а был, что называется, «в окружении» у главных героев в дебютной картине Георгия Юнгвальд-Хилькевича «Формула радуги» на Одесской киностудии. Персонажи из окружения не несли никакой смысловой нагрузки, просто без единой реплики присутствовали в кадре.
По приглашению Лени Юра Юнгвальд-Хилькевич пришел на одно из наших представлений, где обратил внимание на меня. Он потом вспоминал: «На арену вышло неземное существо, оторвалось от земли и полетело! Роскошные волосы, большие глаза, очаровательная улыбка!» Как только он все это разглядел? Трапеция, на которой я качалась, находилась довольно высоко от арены. Тем не менее на следующий день Юра пришел ко мне в гостиницу и пригласил сниматься «в окружении». С радостью согласилась, и мы появлялись в кадре вместе с Енгибаровым. Те съемки запомнились радостной атмосферой, Юра умел ее создавать, имела возможность в этом убедиться, когда играла уже главную роль в другом его фильме «Весна двадцать девятого».
— Георгий Эмильевич утверждал, что это он, по его выражению, «продал» вас Гайдаю.
— Вот как все было на самом деле. Чем больше я снималась в «Формуле радуги», тем сильнее у Юры зрело желание снять актрису с главной роли и утвердить на нее меня. Мне исполнилось восемнадцать, но выглядела я девчонкой, а играть бы пришлось взрослую женщину. На такую роль я не подходила, но это было очевидно всем, кроме Юры. Он устроил мне пробы, гримеры изо всех сил пытались меня «взрослить». Все оказалось тщетно, пробы не утвердил худсовет, в итоге роль сыграла Раиса Недашковская, прекрасная украинская актриса.
В тот момент на Одесской киностудии находилась в командировке ассистент Гайдая Татьяна Михайловна Семенова, искавшая актрису на роль Нины в «Кавказской пленнице». Именно она записала мой адрес и телефон. Когда я вернулась в Москву, дома ждала телеграмма с просьбой приехать на «Мосфильм» на фотопробы. Их проводил Леонид Иович Гайдай, которого я запомнила как мрачноватого человека в очках. Он задал несколько формальных вопросов: где училась, чем занимаюсь в цирке? Чтобы сделать более раскосые глаза, гримеры заплели мне косички, туго стянув их на затылке, в таком виде меня и сфотографировали. Потом все-таки решили меня постричь.
— Помню, как в парикмахерских клиентки повально просили сделать им такое же каре, как у «кавказской пленницы».
— С Леонидом Иовичем отрепетировали сцену, когда Шурик догоняет Нину на дороге и утверждает, что это не он, а его ослик поплелся за героиней.
После этого я спокойно уехала в Тулу, где работала в цирковой программе. И уже там меня застала другая телеграмма с приглашением на кинопробы. Поехала, реплики за Шурика подавал Леонид Иович, ослик в кадре был настоящим опытным киноактером, звали его Соловей. Я подкармливала его морковкой, в какой-то момент он зажевал мою руку, я рассмеялась. То есть повела себя естественно и непринужденно. Потом Гайдай спросил, не могла бы я раздеться и сняться в купальнике. Сразу же согласилась — купальник для цирковой артистки привычная форма одежды. Как потом оказалось, моя готовность сниматься в купальнике произвела впечатление на режиссера, усмотревшего в этом раскованность. Сняли кинопробы, и я вернулась в Тулу, где через какое-то время получила телеграмму: вы утверждены на роль Нины в «Кавказской пленнице», приезжайте на примерку костюма.
Позже, снимаясь, увидела альбом с фотопробами артисток на роль Нины, их было больше пятисот. Среди прочих выделялись Валентина Малявина, Наталья Кустинская, Лариса Голубкина, Вика Федорова, Надежда Румянцева, Наталья Фатеева, Анастасия и Марианна Вертинские... Список можно продолжать. Тем не менее я расплакалась, узнав, что утверждена в картину. Мне совсем не хотелось бросать цирк, в слезах позвонила своему любимому педагогу по цирковому училищу Зиновию Боничу. Тот успокоил: «Во-первых, это не навсегда, съемки закончатся, и ты вернешься на манеж. Во-вторых, представь, как тебя станут объявлять: «Под куполом цирка исполнительница главной роли в фильме «Кавказская пленница» Наталья Варлей!» Я вытерла слезы. Натуру снимали в Крыму, куда отправили около трехсот килограммов моего циркового реквизита. Планировала репетировать в Ялтинском цирке в свободное от съемок время, но реально получилось сделать это раз пять. Съемки, репетиции, уроки вождения автомобиля не оставляли никакой возможности отвлекаться от «Кавказской пленницы».