Afternoon Seasons of lifeКультура
Вероника Долина: Милан Кундера и жест протеста
Со всем миром переговариваясь — принимаюсь писать свои краткие заметки в память о Милане Кундере (1929–2023). Без которого жизнь моя была б иной или ничтожной, стыдной, такой, какую и вспомнить только больно.
Я так устроена: жизнь моя вроде книжки, и там большие главы связаны с литераторами — поэтами и писателями. Хочу лишь сказать, что они внутри меня, в моей живой жизни сыграли огромную роль, они большая часть внутренней меня.
Возможно, это общее место. И может быть, каждый мало-мальски литературозависимый человек так существует.
Как ни интимны отношения людей друг с другом, я мало слышала об этом. А вот моя биография часто делала изгиб, поворот в том месте, где я сталкивалась с книжкой жизни моей. С писателем, который оказывался так близок, что на время я становилась им, или он, возможно, мной.
Начнем.
То были благословенные 90-е. Все дети еще учились, а меньший, может, начал ходить. В дом попал таинственный журнал, впрочем, старая добрая «Иностранка»… И волшебство началось. Я, ослепленная, стала искать переводчика, то была Н. М. Шульгина, она вяло откликнулась на мой порыв и восторг — ну что ж, я ж и не ждала ничего. Или ждала. Продолжения чуда. Потому что возникла БЛИЗОСТЬ. И какая… Непреодолимая. Так я читала БЕССМЕРТИЕ. Немедленно втянувшись в его игру. Полифонию. Отсылки то к Фаусту, то к Дон Кихоту, то к Бетховену, то к Малеру. Безоговорочно приняв его богочеловека как героя романа… Я очень давно ждала этого — игрового будто разъяснения божественной природы, мужского и женского. Скоро пришли и другие романы.
ШУТКА
ВАЛЬС НА ПРОЩАНИЕ
ЖИЗНЬ НЕ ЗДЕСЬ
НЕВЕДЕНИЕ
НАРУШЕННЫЕ ЗАВЕЩАНИЯ
Почти такие же дорогие. Да и подоспела невыносимая легкость бытия как фильм, домашнее видео тех лет, с впечатанными в память Томашем (Дэй-Льюисом) и Терезой (Бинош), ну и собакой по имени Каренин. Эти просто стали родными сразу и безоговорочно, такие мы все были тогда, хоть немного тонкие люди на этом свете. Весь читающий мир молился на этих героев, их удачи и горести объединяли неравнодушных, их горькая случайная гибель ранила всех. Я хочу сказать, что Кундера тех годов объединил, сцементировал людей, в частности говорящих по-русски. И поверивших во все живое, в первую очередь в свободу, а во вторую очередь, в культуру. Вот так дуплетом.
В этом мире всё наперёд прощено, и, стало быть, всё цинично дозволено. «Невыносимая легкость бытия»